"Бисмиллах,  этот  хан-разведчик
бесится,  как холостой верблюд, завидуя посольским поездкам Булат-бека. И да
будет мне аллах свидетелем,  я угадал:  в союзе с шайтаном Баиндур,  ибо все
пожелания его вплоть до ниспослания пепла на голову Булат-бека,  высказанные
им в  Гулаби,  неумолимо сбывались не только в городах Ирана,  но и в других
странах.  Виновником стычки  в  Гостином ряду  персиян с  лазутчиками шакала
Саакадзе считал Булат-бек также гулабского тюремщика,  ибо не кто другой,  а
сам шайтан,  союзник Баиндура, соблазнил его, Булат-бека, снизойти до драки,
вызвавшей неудовольствие царского воеводы...  Бисмиллах! О чем могут просить
гурджи властелина Русии?  О  помощи против Ирана!  О  спасении веры креста в
Гурджистане! Но велик шах Аббас! Могучее оружие в ковчежце передал он своему
рабу,  Булат-беку.  Иранские послы сумеют доказать,  что  Иисус так же  чтим
шах-ин-шахом,  как и  Мохаммет,  ибо если они этого доказать не  сумеют -  о
аллах,  аллах, они - это я! - то всем им - значит, мне - придется прибегнуть
не к цепи с колокольчиком, которую шах Аббас не счел нужным повесить у входа
в Давлет-ханэ,  а к веревке с петлей, которой достаточно много на пути к раю
Мохаммета.
     Повелитель Ирана грозно повелел способом лицемерных заверений в дружбе,
обещанием торговых льгот  и  даже  пожертвованием серебра в  слитках убедить
Русию не вмешиваться в  дела Ирана в  Восточной Грузии,  дабы шах-ин-шах мог
осуществить "поход мести" в Картли-Кахетинское царство.
     Но  время изменилось,  Русия крепла,  и  уже трудно заслонить ей  глаза
персидской парчой.  Но шах Аббас прикоснулся к  источнику мудрости Земзему и
вместе  с  персидской парчой  прислал христианскую ткань,  захваченную им  в
Мцхета,  древней столице Гурджистана.  Как  раз  эта  выцветшая ткань должна
стать главным даром Ирана.  Почему?  Булат-бек не только не ощущает ее веса,
но  и  красоты.  О  аллах,  зачем шах Аббас не  прислал с  купцом Мамеселеем
розовый жемчуг, слоновьи бивни или золотых крылатых женщин?! Караджугай-хан,
как строки корана,  пересказал ему,  Булату,  слова шаха Аббаса,  которые он
должен  был   повторить  царю   Русии:   "Ставленник  Мохаммета  преисполнен
трогательной  любви  к  своему  северному  брату,   ставленнику  Иисуса,   и
возвращает  царю   царей   христиан   великую   святыню   христианства".   И
недоумевающий Булат-бек покорно их изучил. Он не был ханом, схожим по судьбе
с   Караджугаем  или   Эребом.   Лишь   пребывание  Али-Баиндура  в   Гулаби
способствовало его взлету до  уровня ножки трона "льва Ирана".  И  он твердо
осознал, что успех ковчежца неразделим с его личным процветанием.
     Не  первый раз Булат-бек в  Москве в  качестве посла.  Еще в  1618 году
привез  он,  совместно с  Кая-Салтаном,  царю  Михаилу  Федоровичу церковную
казну,  награбленную шахом  Аббасом в  Картли и  Кахети.  Привез образ Ивана
Предтечи,  омофоры -  широкие ленты, надеваемые епископами во время служения
на  плечи,  воздухи -  покровы на  сосуды со  "святыми дарами",  плащаницы -
изображение на полотне тела Христова во гробу, расшитые каменьем и жемчугом.
     Но,  несмотря  на  священные ценности,  иранские послы  в  Москве  были
встречены сухо.  До  торжественного приема их царем явились к  Булат-беку на
подворье  архангельский  протопоп  и  соборный  иерей  и,   по  указу  царя,
потребовали реликвии.  "Да  утащит вас  за  бороды омывающий покойников!"  -
мысленно пожелал тогда  длинноволосым русийцам Булат-бек,  но  вслух  учтиво
произнес:  "Да не подвергнет вас аллах неожиданной стреле!" -  и сослался на
повеление шаха Аббаса передать ценности Гурджистана лично повелителю Русии.
     Но  служители Христа заупрямились:  иверские святыни вновь  освятятся в
храмах, и несвященники касаться их не смеют, дабы не попасть в когти сатане.
А царь осмотрит святыни в убежище Христа.
     Бисмиллах!  Нарушение воли шах-ин-шаха вселяло ужас,  значительно легче
было передать гяурам вещи,  не пригодные для правоверных. Не забыл Булат-бек
лопату протопопа,  похожую на  руку,  которой он  выгреб церковную казну  из
исфаханского сундука.  И  лишь  замолк стук колес,  Булат-бек  и  Кая-Салтан
торопливо расстелили коврики и совершили намаз.  "О свет предвечного аллаха,
помоги  мне!"  -  воскликнул Булат-бек,  ощущая  уже  на  своей  шее  ханжал
давлетханэского палача.
     Но  помог тогда Булат-беку не  свет творца луны и  солнца,  а  польский
королевич Владислав,  сделавший судорожную попытку  завладеть Москвой и  уже
гарцевавший в  голубом ментике под Вязьмой.  Союзник королевича,  украинский
гетман  Сагайдачный,   булавой  пробивал  дорогу  к  Москве  с  юга.  Пылали
подмосковные леса,  и  по  ночам  вспыхивало  небо  от  близящихся  кровавых
сполохов.
     Серебро в  слитках,  присланное шахом  Аббасом,  могло  помочь  обороне
Русии,  поэтому царь Михаил Федорович и  Дума ограничили свое неудовольствие
вторжениями шаха Аббаса в Грузию лишь изъятием святынь. Серебро же допустили
в  Золотую  палату,  где  окольничий Зузин  от  лица  царя  говорил  послам:
"Любительные поминки и  серебро принимаем в  братствен