ища
                Глазами-та хлоп, хлоп!

     Колымаги,  рыдваны  сопровождала крепко  вооруженная охрана.  Осторожно
двигались по темным улицам. Впереди шли дворовые с фонарями, освещая дорогу.
     Напрасно  "барсы",  закутанные  в  плащи,  вскочив  на  коней,  уверяли
Хворостинина,  что хватит и  двух провожатых.  Боярин усмехался и снарядил с
ними десять стрельцов, вооруженных пищалями.
     Кони передвигались медленно.  Из  мрака внезапно выступали перед конями
тяжелые  решетки из  толстых бревен,  перегораживавшие на  ночь  все  улицы.
Поминутно всадников останавливала стража, преграждая дорогу бердышами.
     Слегка захмелевший толмач словоохотливо объяснял:
     - Дело сторожей смотреть, чтобы бою, грабежа, курения табака и никакого
воровства и  разврата не было и чтобы воры нигде не зажгли,  не подложили бы
огня, не закинули бы ни со двора, ни с улицы.
     Неожиданно  в  смутных  бликах  фонаря  мелькнули  две  фигуры.   Гиви,
обладавший зрением барса, увидел, как они прижались к забору, прикрыв головы
руками.
     - Что, они и нас за воров принимают? - обиделся Гиви. - Черти, не видят
азнауров с  почетной стражей?!  -  Но  на  всякий случай нащупал под  плащом
рукоятку шашки.
     - Лихих людей по  ночам,  что желудей на дубу,  -  общительно продолжал
толмач.  -  Пришельцы из  сел,  так те  больше бояр да купцов пошаривают,  а
голодные холопы - так те ножом промышляют водку да ржаной с чесноком. А есть
и  покрепче задор,  что бояре кажут.  После пира разудалого выйдут на  улицу
ватагой поразмяться малость,  и дай бог помощь.  -  И, желая вконец поразить
грузин,  равнодушно произнес:  -  Надысь  в  Разбойном  приказе  допрашивали
боярина Апраксина,  как он кистенем прохожих уваживал, а он возьми и сошлись
на боярина Афанасия Зубова: задор, мол, от него пошел...
     Где-то совсем близко караульщики предостерегающе завертели колотушками,
частая дробь рассыпалась по улочке и оборвалась в темноте.
     Задумчиво ехал Дато по столь удивительному городу царя московского.  За
высокими заборами боярских усадеб  до  хрипоты завывали цепные  псы.  Башни,
стены и  стрельни сливались во мгле в одну необычайную кондовую крепость.  И
перекликались ночные сторожа-стрельцы.
     - Пресвятая богородица,  спаси  нас!  -  нараспев тянул  стрелец  возле
Успенского собора в Кремле. И тотчас ему вторили у Фроловских ворот:
     - Святые московские чудотворцы, молите бога о нас!
     И в ответ кричали у Никольских ворот:
     - Святой Николай-чудотворец, моли бога о нас!
     И,  как  эхо  в  горах,  неслась по  Китай-городу  и  по  Белому городу
протяжно-певучая перекличка:
     - Славен город Москва!
     - Славен город Киев!
     - Славен город Суздаль!
     - Славен город Смоленск!
     И громче всех отзывался Кремль:
     - Пресвятая богородица, моли бога о нас!..
     Уже  чуть  бледнело небо,  когда  Дато  и  Гиви  распростились у  ворот
Греческого подворья с толмачом и стрельцами, наградив их монетами.
     Но Дато,  несмотря на выпитое,  не мог уснуть.  Он перебирал разговор с
Хворостининым:  обещание его туманно,  но  ясен намек на предстоящую неудачу
архиепископа Феодосия.
     За завешенным окном невнятно слышалось:
     - Пресвятая богородица, моли бога о нас!..


ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

     На   Неустрашимой  горе  уже   виднелся  Ананурский  замок.   Словно  в
отшлифованном сапфире, отражалось в Арагви прозрачное небо. И орел, раскинув
могучие крылья,  парил  над  ущельем,  будто оберегал грозный замок Эристави
Арагвских.
     Каменистая тропа круто свернула влево.  С  каким-то  тревожным чувством
подъезжал Георгий Саакадзе к арагвской твердыне. Тут он познал гордую любовь
Русудан,   отсюда  с   доблестным  Нугзаром  и   всей  семьей  отправился  в
скитальческий путь, изменивший его жизнь и судьбы дорогих друзей...
     Трудно припомнить:  с  какого дня,  с какого часа начался упадок власти
Моурави над  князьями?..  С  какой минуты,  удобной для  князей,  они  стали
изысканно  благодарить  Моурави  за  обучение  чередовых  крестьян,  вежливо
настаивая на  сохранении древнего обычая,  когда каждый князь самостоятельно
вводил в бой фамильную дружину?
     - Так повелел царь Теймураз, - добавляли они, заметно радуясь, что царь
не обманул ожиданий не только кахетинских, но и картлийских тавадов.
     Трубили разнозвучные роги,  пыль клубилась под конскими копытами, и все
меньше