Обернулась лебедем боярышня та,
                Крыльями ударила... Где красота?!
                   В золотой заре растворилася,
                   Легким облаком вмиг прикрылася.
                Нет ее не озере, ищи в облаках!
                Нет ее на небе, ищи на лугах!
                   Пригорюнился... Не с кручиною,
                   Красоту ищи ты с лучиною!
                И под смех сережку как бросит ему: -
                Ты, Иван боярышню ищи в терему!
                   Белолицую, чернобровую!
                   Выбей плечиком дверь дубовую!

     Подвыпившие боярыни уже смеялись громко,  заливисто.  У одной - белесые
ресницы и  брови  набелены,  у  другой  черные  -  начернены;  у  одной  шея
раскрашена голубым,  а руки красным, у другой щеки полыхают багрянцем, а лоб
отсвечивает мрамором. И у всех на зарукавьях-браслетах горят камни и жемчуг,
на  шеях  поблескивают  золотые  мониста,  кресты,  образки  и  переливаются
радуги-платья.
     - Хороши  у  тебя  настойки  на  корице,   боярыня,  больно  хороши!  -
проговорила Нарышкина,  потягивая из чарки.  - И зверобой на померанцах зело
хорош!
     - Чарочка  за  чарочкой,  что  ласточки весною,  так  и  упархивают!  -
подхватила Лопухина, опоражнивая ковшик.
     Приоткрыв   дверь,    сенная   девушка   поманила   княжну   Хованскую.
Пошептавшись,  они выскользнули в  сени,  где в  углу притаился Меркушка.  В
новом стрелецком кафтане он казался осанистым, даже чуть важным.
     - Спасибо тебе,  стрелец,  -  мягко проговорила княжна.  - Боярин, дядя
мой,  сказывал -  в путь долгий идешь.  Жалую тебя образком для бережения от
нечистой силы да пищалью завесною для брани с недругами. - И, взяв у девушки
оправленную в серебро и украшенную резьбой пищаль,  протянула Меркушке, а на
шею ему застенчиво надела позолоченный образок на цепочке.
     Исчезла княжна, а Меркушка все стоит, как зачарованный, сжимая завесную
пищаль.
     Окончился  полупир,  и  начался  пир  разливанный,  разгульный.  Холопы
вторично внесли длинные палки с  фитилями из пакли и  стали зажигать свечи в
паникадилах. Свет сотен восковых свечей ярко озарил пирующих.
     Хворостинин вышел из-за стола с кубком романеи, зычно произнес:
     - За  здоровье царя  нашего  батюшки,  благоверного Михаила Федоровича,
государя всея Руси,  великия и малыя, царя Сибирского, царя Казанского, царя
Астраханского. - Проговорив полный титул, осушил кубок до дна.
     Бояре в  свой  черед повторяли ту  же  здравицу и  неторопливо выпивали
кубки и братины.
     А над головами бояр продолжали плыть чеканные блюда с куриными пупками,
с  перепелами и  жаворонками,  журавлями и рябчиками.  Резво лилось боярское
вино -  простая водка,  настойка на  разных травах.  По лицам гостей катился
крупный пот, шел смутный говор. Высоко поднятый на огромном блюде, вплывал в
полном оперении жареный лебедь.
     Пока   бояре   расправлялись  с   лебедем,   стряпчий   опустил   перед
Хворостининым опричное блюдо -  огромный пряженый пирог с налимьей печенкой.
Важно разрезал его боярин на  куски,  разложил на  блюда и  подал дворецкому
знак.  По  наказу  Хворостинина дворецкий  поднес  первое  блюдо  Гиви,  уже
задыхавшемуся от еды, и низко поклонился:
     - Жалует тебя боярин опричным блюдом. Сделай милость, порадуй хозяина!
     Гиви  побледнел.   А  рядом  уже  вставали  Ромодановский,  Долгорукий,
Толстой, отвешивали поклон:
     - Благодарствую за честь!
     - На здравие!..
     И  уже исчезли жаркие,  отпенилось ренское вино,  бастр,  а на смену им
заполнили столы блюда и  тарели со всякими сластями,  от смоквы и маковок до
мазюни из редьки.
     - Не настал ли час потехи,  милостивые гости?  - пряча в бороде улыбку,
спросил Хворостинин.
     - Ох,   как  настал!   Чай,   уж   опорожнили  и   беременные  бочки  и
полубеременные! В самый раз! - закричали захмелевшие бояре.
     Хворостинин  подал  знак.  Распахнулись  двери,  и  с  гиком  ввалились
скоморохи, кривляясь и приплясывая.
     - Играй плясовую!  -  закричали бояре. Загремели бубны, раздался свист.
Скоморохи вынеслись на середину:

                Таракан дрова рубил,
                Себе голову срубил,
                Забежал в свой закуток
                Без рубахи и порток.
                   Комарики ух-ух,
                   Комарище бух-бух!..

     - Помощь  эта  -   братская,   -  продолжал  Дато  вполголоса  убеждать
Хворостинина. - На земли грузинские надвигаются шаховы полчища. У нас, кроме
собственной груди,  стрел да шашек,  ничего нет.  Шах Аббас у себя с помощью
голштинцев  пушек  наотливал  множество.  А  чем  преградить  дорогу  врагу,
владеющему пушками? Шах ядовитую пакость в рыбьих пузырях возит, ослепляет в
битве,  заразных верблюдов на противника гонит.  Устрой,  воевода, хоть семь
пушек, если больше не можешь.
     - Э,  для