бворовывавшими царство, объявил, что владеть рогатками, - как со
дня сотворения мира повелел творец, - должны князья, а не речные "черви".
     - Впрочем, и царь Симон окажет Лихи милость, - саркастически усмехнулся
Шадиман.  -  Раз  взять  с  вас  нечего,  а  кормить  в  башне  для  опасных
преступников тоже нечем, то немедля отберите две сотни парней для пополнения
царских дружин,  вскоре  князь  Андукапар выступит на  битву  с  "барсом" из
Носте.

     ...пошатываясь,  убрались из Метехи выборные. Спускаясь к мосту, старый
Беридзе насмешливо заметил,  что  отправиться на  схватку с  Моурави или  на
кладбище так же одинаково, как получить смертельный удар по лбу или по заду.
     - А  кто  отправится?  -  угрюмо проговорил тот,  кто утром был веселее
остальных.  - Твой Арсен, говорят, ускакал к Моурави, думаешь, другие глупее
его?
     - Или дорогу хуже знают?
     - Монастыри тоже не откажут в убежище. Веселее от пробуждения солнца до
рождения луны давить ореховое масло.
     - Только ореховое? Может, из перца давить слезы будем?
     - Давить? Сами без участия перца и орехов льются.
     Лишь  старый  Беридзе  не  говорил о  слезах,  он  будто  даже  чему-то
радовался. И вдруг осенил себя крестным знамением.
     - Благодарю тебя,  пресвятая анчисхатская покровительница воинов!  Ряды
Моурави пополнят лиховцы, обязанные перед родиной.

     ...вспоминая злоключения лиховцев,  Вардан размышлял:  "Говорят, речную
рогатку  Шадиман,  скрепив гуджари печатью Симона  Второго,  преподнес князю
Палавандишвили,  любимому родственнику матери  Зураба Арагвского.  И  теперь
даже  мсахури  удивляются:  устрашаясь  Моурави,  князь  наполовину уменьшил
проездную пошлину, а монеты в хурджини так и сыплются. Эх, Моурави, Моурави!
Как видно,  ты и здесь прав,  утверждая,  что не одни владетели,  но и глехи
могут  стать  врагами народа,  если  страсть к  наживе  иссушит их  совесть,
уподобит их души осколкам камней".

     ...И тут произошло нечто неожиданное, хотя сегодня и на была пятница.
     Беседа о  делах царства велась вяло,  хотя на арабском столике и стояла
ваза с  упругими фруктами,  а в чашах Хосро-мирзы и князя Шадимана искрилось
старинное вино.
     Отодвинув  кальян,   Хосро-мирза  недовольно  спросил:  почему  Шадиман
поторопился утвердить за князем Палавандишвили право на речную рогатку Лихи?
Разве сундук царя Симона не напоминает Аравийскую пустыню?
     Шадиман  удивился:  пустыню?  А  не  одиннадцатого  хвостатого  барана,
который  отсутствовал  в  пилаве  желтолицего  юзбаши?   Помолчав,   Шадиман
вкрадчиво спросил:
     - А не лучше было,  мой царевич, утвердить право на выгодную рогатку за
Иса-ханом? Ведь он женат на любимой сестре шах-ин-шаха?
     Неожиданно Хосро-мирза обиделся, ибо любил Иса-хана. Он резко придвинул
кальян:  как  этот Шадиман осмелился забыть,  что  он,  мирза,  будущий царь
Картли-Кахети, по повелению шаха навсегда останется мохамметанином.
     Выслушав будущего царя,  язвительно заметившего,  что еще лучше было бы
закрепить право на  рогатку за  Великим Моурави,  тем более он  тоже грузин,
Шадиман неожиданно обиделся и, впервые забыв, что в дипломатии самый дешевый
товар - самолюбие, скомкал благоухающий розами платок и швырнул на столик.
     - Ну что ж, хотя Моурави с гордостью носит звание "Грузин!", но любимая
жена шах-ин-шаха -  его  родственница,  ибо  любимый брат ее,  царь Луарсаб,
женат на любимой сестре Непобедимого.
     Резко отодвинув кальян,  царевич позвал Гассана и приказал подать князю
третий платок.
     Едва взяв платок, Шадиман побледнел и отшатнулся.
     Хосро-мирза благодушно взялся за четки.
     - А  я  думал,  любимое благовоние Непобедимого больше придется тебе по
душе, чем аромат розы.
     - Увы,  мой царевич, Моурави некогда помнить о розовом масле, и он не в
обиде на Джамбаза, ибо, беспрерывно мчась за убегающими, конь благоухает чем
придется.  Что же касается меня,  то мои любимые благовония, увы, испарились
однажды в раскаленных песках Кешана.
     И тут же Шадиман мысленно дал себе клятву ждать Георгия Саакадзе, чтобы
вместе с ним расширить границы Грузии "от Никопсы до Дербента!".
     Словно в  каком-то забытьи смотрел Хосро-мирза сквозь булькающий кальян
на князя Шадимана,  посмевшего намекнуть ему на промахи молодости.  Словно в
колеблющемся свете миража он  увидел своего хамаданского коня,  нагруженного
сосудами с испарившимся розовым маслом.  И в этот миг он твердо решил: князь
Шадиман никогда не  будет  везиром в  его  будущем царстве,  ибо  царедворец
обязан  не  замечать не  только  пустые сосуды царственного каравана,  но  и
пустую голову царя...

     ...но  время разрыхляет почву для  посева,  и  время назначает час  для
жатвы.
     Хосро  поднял  чашу  и  пожелал князю  из  князей  многие лета  и  зимы
искриться, как это вино.
     Шадиман поднял чашу и  пожелал царевичу из царевичей многие зимы и лета
вдыхать аромат весеннего солнца.

     Народ беспрестанно прибывал на  площадь.  Теснота такая,  что папаху не
уронишь. Из лавок высыпали торговцы, аробщики, спрыгнув с ароб, расталкивали
толпу,   стремясь  как  можно  ближе  протиснуться  к  глашатаю.  Плотоводы,
зеленщики,  коки-водоносы,  тулухчи,  погонщики оттесняли друг друга.  Жадно
ловил майдан обещание Метехи.
     Победа Хосро-мирзы и,  пожалуй,  еще больше,  тайная защита им  Тбилиси
одурманили горожан.  Уже никто не думал покидать город,  напроти