не  отходившего от  военачальников,
пятисотенный обернулся к атаману:
     - Ну, чего же будем еще ждать? Начинай!
     Вавило Бурсак усмехнулся,  вытащил баклагу,  проверил, не осталась ли в
ней  хоть одна капля,  подбросил и,  дабы не  нарушить тишину,  не  разрядил
пистолет,  а ударил шашкой.  Осколки посыпались на Меркушку.  Значит,  ему и
надлежало убрать сторожевого сарбаза.
     Неосторожный звон мог вспугнуть сарбаза,  так заметил Матарс. Но атаман
лишь отмахнулся:
     - Он же хоть сайгак, но не дурень, - и по-пластунски отполз к казакам.
     Меркушка через  силу  скрывал ликование.  Нравился ему  пятисотенный за
сочетание нежной  души  и  несгибаемой воли,  но  надоело  торчать  при  нем
вестовым сигнальщиком.  И  Меркушка,  мысленно благодаря атамана за  удачный
удар, торопливо налаживал аркан.
     Пока Меркушка,  стараясь не только не задеть камешка,  ко и  не дышать,
подбирался к сторожевому сарбазу, Нодар с огнестрельщиками, несколько левее,
подкрадывался к расселине, откуда начиналась тропа, доводящая до персидского
стана.  Накинув на  шлемы белые башлыки,  картлийцы слились с  туманом,  уже
клубившимся по всему ущелью.
     Меркушка,  притаясь,  двигался к  обломку  скалы,  наконец он  бесшумно
обогнул  влажный  выступ  и  по  выдолбленным ступенькам  стал,  пригибаясь,
красться к стоящему, опершись на мушкет, сарбазу.
     Взвился аркан.  Зеленые молнии сверкнули в глазах сарбаза и увлекли его
в бездонную темноту.
     Мгновенно облачившись в  наряд  сарбаза,  надвинув  на  лоб  его  шлем,
Меркушка с сожалением укрыл под камнем свою пищаль и облокотился на мушкет.
     Но вот показался казак,  условно вскинул длинную пику. Меркушка нацелил
мушкет, прошептал:
     - Гляди, чтоб не сосватала сабля кизилбашская.
     - Так  я  ж  не  за  тем,  -  усмехнулся Петр  Среда,  -  я  лишь плечо
поразмять... - и растворился в тумане.
     Вскоре  послышался клекот  орла,  потом  -  справа  -  свист.  В  стане
поднялась тревога,  сарбазы бросились на  свист,  но где-то внизу послышался
хохот. Сарбазы заметались.
     Как  из  стелющейся пелены  выступил  Пануш,  условно  взмахнул пестрым
значком,  и  тотчас за ним показались картлийские дружинники в  кизилбашских
доспехах,  снятых с  убитых.  Мелькнули персидские копья и  сгинули в  белой
тьме.
     Ругаясь по-персидски,  Матарс  рванулся на  охрану  минбаши.  В  тумане
залязгали булаты. И снова в ущелье послышались свист и хохот.
     Минбаши бегом повел ленкоранцев, с ходу открывших сокрушительный огонь.
Дружинники  падали   как   подкошенные.   Продолжая  начатое  Петром  Средой
заманивание  врагов  к  ущелью,   "барсы"  условно  взмахнули  клинками,   и
дружинники, отстреливаясь, стали отходить перебежками.
     Первая линия сарбазов-мушкетоносцев,  сделав выстрел,  останавливалась,
перезаряжая мушкеты,  вторая линия заступала на место первой, в свою очередь
делала выстрел,  останавливалась, пропуская вперед третью линию. Завеса огня
не прекращалась, что придавало отступлению картлийцев естественный характер.
     Грохот думбеков и  пронзительные звуки труб  подхватили яростное "алла!
алла!".  Семь  сотен  сарбазов-копьеносцев  устремились  за  мушкетоносцами,
прикалывая на ходу раненых картлийцев и готовясь вступить в рукопашный бой.
     Неожиданно в  самом  тесное  проходе,  возле  обломка  скалы,  какая-то
огненная  туча  пронеслась  над   шлемами  мушкетоносцев  и   обрушилась  на
копьеносцев,  отсекая их  от  трех  огнебойных рядов.  Не  успели  кизилбаши
разобраться, в чем дело, как новая туча, полыхающая огнем, врезалась в самую
середину копьеносцев.
     Вопли, стоны. Сарбазы подались было назад, но их с проклятиями встретил
в копья последний ряд отборных ленкоранцев,  выполнявших приказ минбаши:  не
допускать бегства!
     А Нодар из засады отдал команду,  и с диким свистом,  перемешивая дым с
туманом,   стрелы  вонзились  во  вражеские  ряды.  Оказавшись  без  запаса,
мушкетоносцы круто повернули вправо,  все  руша на  своем пути.  И  вдруг из
белой гущи вынесся громовый голос Вавилы Бурсака:
     - А ну, хлопцы, подавай помогу грузинцам!
     Сожалея, что невозможно вести бой на конях, казаки с гиканьем рванулись
на мушкетоносцев.  Рядом с атаманом рубился Петр Среда - рубился с упоением,
радуясь, что так успешно заманил врага.
     - Нехристей-то без счету! - пробасил где-то Фрол Каланча.
     - Счет-то велик, - выкрикнул Среда, широко размахивая саблей, - да цена
в алтын!
     Понимая  огромное  значение арагвского рубежа  для  персидского войска,
минбаши упорно отбивался от наседающих казаков и,  оставив заслон продолжать
бой,  сам,  использовав туман,  оторвался  от  врага.  Он  умело  перестроил
мушкетоносцев в несколько треугольников и, не прекращая огня, стал подходить
к Жинвальскому мосту, обороняемому ширазцами.
     Где-то вблизи клокотала Арагви.
     - Подыми    пищаль    ко    рту!    -    раздался   в    тумане   голос
Овчины-Телепня-Оболенского.  -  Сними  с  полки!  Возьми  пороховой зарядец!
Опусти пищаль книзу! Подсыпь пороху на полку!
     До моста оставалось около четверти полета стрелы.  Ленкоранцы, чувствуя
за собой надежный оплот, ускорили шаг.
     - Нет героя,  кроме Аали!  -  подбадривал минбаши своих стрелков. - Нет
меча лучше Зульфекара!
     - ...поколоти немного о пищаль!  Закрой полку!  Стряхни!  Сожми! Положи
пульку в пищаль!
     Сквозь сплетающиеся пряди  тумана уже  слабо  проступала сквозная башня
моста.
     - Во имя аллаха, вперед, - скомандовал минбаши.
     Ленкоранцы кинулись к мосту и осеклись.  Перед ними возвышался каменный
завал,  как черный остров,  окруженный прибоем белой пены.  И оттуда рвались
угрожающие слова:
     - Положи пыж на