ски, иначе
все бы попадали от такого,  прости господи,  сквернословия. Повертел в руках
оброненное розовое перо  и  еще  больше  сам  покраснел:  "Пускай,  говорит,
женщины выходят из дома, когда птица ругаться захочет".
     - А какие бранные слова? Священник не повторил? - облизывая усы, прадед
Матарса весь подался вперед.
     - Не повторил - мало горя. А вот птицу не велел долго в Лихи держать...
     - Го-го-го!..  -  загоготал толстый Петре. - Потому и решили твои умные
родственники нашей госпоже Русудан в день ее ангела розового ишака подарить?
     - Пусть розового для тех,  у кого язык с костью!  А у кого ум не гость,
понимает:  не все птица ругается, иногда и нежнее чонгури поет. Такого ишака
ни у кого нет, даже у царицы.
     - Высохший бурдюк!  -  чуть не  подпрыгнул на  бревне дед  Димитрия.  -
Хотите, чтоб в день ангела нежнее черта всех обругала?!
     - Почему?  Птица  с  тобой одну  воду  пьет.  Потом не  только неучтиво
обзывает,  не  только песни выводит,  а  еще  так  хохочет,  что  сам азнаур
Квливидзе позавидует...  На счастье подарим,  ибо один отшельник благословил
ее...  Такое было:  не успел войти отшельник и на икону перекреститься,  как
птица тоже одной лапой перекрестилась и закричала: "Христос воскресе!"
     Глубокое молчание сковало берег.  Толстый Петра и худой Бакар насколько
возможно отодвинулись от Иванэ. Наконец дед Димитрия сухо спросил:
     - Наверно знаешь -  птица не  сатана?  Может,  не он ее,  а  она твоего
Арсена на охоте поймала?
     - Почему? Арсен с тобой один хлеб ест.
     - Э-э! Тут не все чисто, пусть обратно везут!
     - Не пустим в замок!
     - Кация, начинай заклинание: Ароз, Мароз, Анбароз!
     - Принесенное ветром ветер и унесет!
     Поднялся общий ропот.  Озорник Илико предложил натереть птицу чесноком.
Иванэ в сердцах стянул папаху и швырнул наземь.
     - Напрасно стараетесь,  все  равно преподнесем.  Отшельник святой водой
птицу окропил, если сатана - почему не издохла?
     Деды переглянулись, а Иванэ еще больше распалился:
     - Еще отшельник такое рассказал:  было утро или вечер,  твердо никто не
знает, только развеселился бог и ласково ангелам сказал: "Я все создал, всех
радостью наделил, теперь могу веселиться". Тогда Габриел снасмешничал: "Нет,
наш великий бог,  не все в твоей власти".  - "Что-о-о?" - закричал бог. И от
его крика гром не вовремя на землю упал и все виноградники придавил.  Только
бог от  гнева ничего не замечал.  "Как смеешь сомневаться в  моей силе?  Или
тебе крылья надоели?  Так я..." -  "Я правду говорю,  -  ничуть не испугался
Габриел,  -  если все можешь,  почему говорящую птицу не создал?"  -  "Хо...
хо...  хо",  -  захохотал бог,  и  от его смеха солнце к  земле пригнулось и
сожгло все посевы. Только бог от самолюбия ничего не замечал, схватил палку,
ударил по тучке, и оттуда выскочила птица и сразу затараторила: "Я сорока! Я
сорока!"  Все  ангелы ради  угождения богу захлопали крыльями,  один Габриел
молчал.  "Опять недоволен?!" -  вздохнул удивленный бог. И от его вздоха все
фрукты недозрелыми на  землю упали...  Но  бог  и  на  этот раз  не  обратил
внимания на землю -  очень обиделся:  сколько хорошего для чистых и нечистых
сделал,  а самый любимый ангел смех,  как речной песок,  сеет.  Видя, что от
гнева  бога  страдают  люди,   Габриел  кротко  сказал:  "Как  смею  я  быть
недовольным всевышним владыкою?  Только  никого  сорока не  удивит,  скучные
перья имеет".  "Что ж,  -  насмешливо ответил бог,  на этот раз, слава богу,
спокойно,  потому на  земле ничего не случилось,  -  могу таких веселых птиц
сотворить,  что от изумления небо рот откроет".  И схватил бог кусок солнца,
кусок радуги, кусок зари, синий воздух тоже ущипнул, не забыл ни восхода, ни
захода.  Когда  вновь  выдуманная птица выпрыгнула из  рук  бога,  ангелы от
неожиданности, как белые свечи от толчка, повалились, многие крылья погнули,
другие ноги подвернули,  некоторые пальцы искривили. Бог захохотал, и от его
хохота далеко внизу коровы замычали и,  на радость женщинам,  двумя телятами
отелились.  Посмотрела птица на  бога  и  тоже  захохотала,  потом завопила:
"Старый грешник,  почему без жены меня создал?!" Бог схватил птицу за нос, -
с  тех пор с  горбатым носом и осталась.  Тогда птица обиделась и улетела на
землю.  Бог еще раз вздохнул от неблагодарности птичьей,  все же, по доброте
своей,  быстро скрутил из разноцветных остатков еще одну горбоносую и пустил
вслед  первой.  Знал:  скучная  радость и  птице  без  жены.  Тут  отшельник
вздохнул:  "Жена не  так  красива,  ведь из  мужниных остатков сотворена..."
Какой сатана посмел бы, подобно радуге, слететь с неба?
     - Может,  птица и  не  сатана,  -  после некоторого раздумья проговорил
Павле, неодобрительно покачивая головой, - все же пусть твои родные отдельно
ее подарят, - не золотой браслет, может издали петь.
     - Правда! Правда! - послышалось со всех сторон.
     - А  вы что преподнесете?  -  заносчиво выпалил Иванэ.  -  На одну ногу
хромающее,  на один глаз слепое? Или улыбку на ладони? Четвертое воскресенье
спорите, головы распухли, в папахи не лезут, а подарок там, где вас нет.
     - Еще семь дней до ангела осталось, можем такую лестницу сколотить, что
звезду с неба достанем, - не совсем уверенно протянул пожилой глехи.
     Иванэ насмешливо зафыркал:
     - Торопись, а то с ума сойдешь по этой лестнице.
     Тут  дед  Димитрия вскочил с  бревна,  подбоченился и  принялся осыпать
Иванэ насмешками,  не забывая и его родню из Лихи,