объединения двух царств - Картли и Кахети.
     Два  дня  праздновали встречу.  Наполовину опустели огромные кувшины  в
марани,  на  вертелах румянились целиком зажаренные телята,  вместе с  дымом
костров вздымались боевые песни.  Весь  третий день  захмелевшие гости спали
непробудным сном.  На четвертый,  освеженные водой Ностури,  с  важным видом
государственных мужей, расселись на широких тахтах в зале беседы.
     Георгий предложил почтить память азнауров,  павших на  полях битв.  Все
молча  встали,  на  миг  замерли,  потом  обнажили шашки,  вскинули вверх  и
одновременно  опустили,   образовав  на  ковре  сверкающий  круг,   Асламаз,
ревностный  исполнитель древних  азнаурских обрядов,  поправил  ожерелье  из
монет серебряного чекана и,  многозначительно переглянувшись с Гуния,  вслед
за Саакадзе торжественно вложил клинок в ножны.
     Первым говорил Даутбек:
     - Много  снегов  скатилось с  гор,  много  листьев,  сожженных солнцем,
развеял ветер с  того  времени,  когда собирались мы  здесь утверждать право
азнауров на жизнь и вручили Георгию Саакадзе вместе со своими судьбами копье
и  щит.  Князья тогда победили,  но  кто  скажет,  что бесследно прошли наши
усилия?  Разве мы  такие,  какими были  двадцать лет  тому  назад?  Разве не
восторжествовало справедливое желание  заменить  одряхлевшие княжеские устои
новыми крепкими столпами царства?  Пусть и впредь наши кони яростным ржанием
устрашают врага,  посягающего на  Иверскую землю!  Пусть  стрелы наши  метко
разят  загораживающих нам  путь!  Дела  Упадари,  Ломта-горы  и  Марткобской
равнины стали  не  только достоянием летописи монахов.  Нет!  Они  наполнили
новым смыслом нашу жизнь и указали Картлийскому и Кахетинскому царствам путь
к могуществу и расцвету.
     Азнауры  сидели  молча,  с  волнением  прислушиваюсь к  гордым  словам.
Квливидзе смотрел  на  Даутбека,  пораженный возникшим сходством Даутбека  с
Георгием Саакадзе, и вдруг порывисто вскочил.
     - В чем дело,  азнауры? Кто разбил Карчи-хана? Кто гнал Вердибега? Мы -
царские азнауры! Очень хорошо! А что мы имеем? От кого трясся Пеикар-хан? От
кого пополз в каменную щель "змеиный" князь? От нас, царских азнауров! Очень
хорошо!  А что мы имеем? По-прежнему в Метехи князья занимают наследственные
места!  По-прежнему в их руках - знамена! Двадцать лет тому назад я хвастал:
четыре сотни поведу в бой,  а теперь скромно скажу:  пять тысяч возглавлю! У
меня хоть и седеющие усы,  но я умею держать их кверху,  - он лихо подкрутил
пышный ус,  -  и конь мою ногу хорошо знает.  Пора азнаурам собирать силу, а
кто запаздывает на переправе к азнаурской стороне, пусть на себя сердится...
     - Некоторые уже  пробовали запаздывать,  -  прервал Дато  взволнованную
речь Квливидзе,  -  но не об этом теперь разговор. Прямо скажу: время сейчас
наше, но оно еще беспокойнее, чем тогда. Детство союза азнауров прошло, но с
облаков ничего не падает,  - все на земле. А кто хочет много получить, пусть
много и посеет.
     - Дато прав,  -  недовольный намеком, произнес Асламаз, - нельзя терять
часы на воспоминания. Пусть Моурави скажет свое слово.
     Но Саакадзе осторожно подходил к своей главной цепи.  Он просил каждого
рассказать о  положении своего хозяйства,  в  какой мере  пострадало оно  от
вторжения шаха Аббаса.
     Четыре  дня  скрипели  гусиные  перья.   Ростом  и   Элизбар  аккуратно
записывали фамилию говорящего, потом его сведения: сколько у каждого людей -
глехи, хизани и месепе, сколько коней, голов скота, запасов еды и оружия.
     Азнауров поразило новшество:  раньше  верили друг  другу  на  слово,  а
сейчас  каждое слово,  как  печать,  ложилось на  вощеную бумагу.  Церковные
азнауры насторожились:  а  что,  если  Саакадзе не  только хочет  возместить
убытки,  понесенные от  войны?  На всякий случай они были не прочь уменьшить
свое достояние,  но Дато простодушно заявил: Нодар Квливидзе, Асламаз, Гуния
и  Элизбар будут разъезжать и  проверять наличие внесенного в список;  может
быть, кто-либо из кичливости преувеличивает свое имущество...
     Затем  Дато  предложил создать казну союза азнауров.  Эта  казна должна
пополниться вкладами всех азнауров в  соответствии с их доходами.  Богатство
придаст союзу устойчивость и  государственную значимость.  "Сундук священных
щедрот" -  так, по примеру византийцев, он будет назван - должен быть окован
медью и  храниться в  Кватахевском монастыре,  в  келье настоятеля Трифилия.
Тайну  замка  будут  знать  только казнохранители.  Дато  от  имени "барсов"
предложил троих - Асламаза, Гуния и Даутбека.
     Одобрительный гул  пронесся по  залу.  Гуния,  Асламаз  и  Даутбек были
носителями азнаурской чести.
     Польщенные и  сразу  выдвинувшиеся в  первый ряд  вершителей азнаурских
дел,  Асламаз и Гуния поклялись с большим рвением заняться обогащением казны
азнаурского сословия.
     Дато незаметно шепнул Димитрию:
     - Молодец  Георгий,  хорошо  придумал!  Теперь  Асламаз и  Гуния  будут
скакать по владениям, вынюхивая, точную ли долю положили азнауры в сундук.
     - А  если кто скроет доход,  надо посоветовать:  пусть полтора месяца у
того гостят и каждый день по полтора барана съедают