|
й и птиц, а иногда и посоветоваться о важном деле. Для
них мальчишки, гордясь порученным делом, живо соорудили против главного
бревна каменные сиденья.
Но сегодня даже гостям не хватило места, ибо ни в одном доме не
осталось даже малыша. Весь берег Ностури походил на огромный стан. От моста
до расколотого молнией граба расселись ностевцы на кругляках, на
разостланных бурках. Кто-то притащил доску и пристроил ее между ветвями двух
деревьев. На нее тотчас, как скворцы, взлетели мальчишки.
Было шумно, радостно и тревожно... Жадно поглядывали на мост, через
который вот-вот проскачет Саакадзе, сопровождаемый "барсами" и окруженный
оруженосцами, конюхами и разодетыми слугами.
Прадед Матарса довольно провел рукой по белоснежным усам. Георгий и
"барсы" действительно показались на мосту, но только пешком и без пышной
свиты. Молодежь, выросшая во время пребывания Георгия в Иране, с боязливым
любопытством поглядывала на подошедшего владетеля Носте. Все поднялись и
нерешительно стали приветствовать. Одни поспешно стаскивали папахи, другие
угодливо кланялись. Некоторые подались в сторону. Старуха Кетеван торопливо
перекрестилась. Петре, некогда друживший с Шио, отцом Георгия, безмолвно
указал на коврик.
- Вот и я состарился, - усмехнулся Саакадзе, усаживаясь между
стариками.
И сразу задышалось легко. Шумно рассаживали на почетные места "барсов".
Прадед Матарса вдруг весело замахал войлочной шапчонкой:
- Как можешь, Георгий, такое говорить? Разве ты можешь состариться? Ты
замыслами старше даже этой горы, а сердцем моложе этих листьев.
- Буйная река всегда между спокойными берегами несется, потому и
усадили тебя, Моурави, посреди стариков.
Ностевцы сияли: конечно, Георгий свой, - сразу виден ностевец. Кто
говорил, что Саакадзе больше надменен, чем владетель Гурии?.. И про одежду
много лишнего рассказывали. Откуда выдумали, что вся куладжа дорогими
камнями расшита, а цаги украшены алмазами? Может, и правда, ожерелье
изумрудное носит, но только по праздникам, в будни не будет народ богатством
смущать.
Саакадзе с затаенной радостью вглядывался в знаковые лица. Вот Павле,
такой же крепкий, на Марткобской равнине сына потерял... Сына!.. А какой
молодец старый Таткиридзе! И всегда чем-то озабоченный Петре. Все незыблемо,
как было давно... Это хорошо, есть еще свидетели моей юности...
Вдруг Саакадзе, по исфаханской привычке, резко повернулся:
- Ты чем там занялся?
- Смотрю, как может за одной спиной столько народа стоять.
Саакадзе пристально оглядел парня с дерзкими глазами, над которыми
дугами раскинулись черные брови.
- Чей?
- Сын азнаура Датико. Отец от царицы Мариам к князю Баака в Гулаби
сбежал, а я - к тебе, Моурави. Прими в личную дружину.
- Как звать?
- Арчил-верный глаз!
- Копьем владеешь?
- Владею.
- Щитом?
- Непременно.
- Клинком?
- Увидишь! - И, нагнувшись, вырезал клинком на бревне: "Здесь сидел
Великий Моурави, слушая народные думы".
А ностевцы шумели, как Ностури в дни весеннего разлива. Каждому
хотелось рассказать о своих нуждах, о том, что не мешало бы построить новый
мост, завести лучших коней, стада увеличить. Народ за войну обеднел...
Возобновить шерстопрядильню. Куда запропал старый Горгасал? Мальчики хотят
оружия, - иначе как на коня посадить? А князья, богатые азнауры и монахи
после Марткоби все растащили. Никто о Носте не вспомнил, совести нет.
- А о девушках наших кто-нибудь подумал? С чем замуж выдавать? Кроме
истоптанных чувяков, ничего не осталось! - волновался дядя Матарса, имевший
пять сыновей и шесть дочерей.
Даутбек отчужденно прислушивался к разговорам односельчан. Мир их
маленьких дел ограничивался двумя реками и кольцом трех хребтов. Земля,
скот, ну, еще шерстобитка... Неужели это он, Даутбек, видел резные столбы
индусских храмов? Золоченые паланкины на белых слонах?.. Даутбек даже протер
глаза:
- Говорите о более важном. Время сейчас наше, молодое. Может, новые
дома надо строить из белого камня, вырезать красивые узоры? Полезно и крыши
черепицей покрыть, дабы дождь вам на головы не лил.
- Э, Даутбек, лучше дождь, чем кровь. Не время еще красивым домам, -
разве совсем победили магометан, чтобы богатством дразнить? - сокрушался
Петре.
- Не успеем проснуться - персы идут! - выкрикнул прадед Матарса. - Не
успеем за еду сесть - турки идут! Не успеем проглотить зерно - казахи идут!
Поэтому, когда спать ложимся, вместо жены, копье держим.
- Ничего, мусульмане сейчас не такие торопливые, а копье хорошее дело,
жена любит мужа с копьем...
- Иначе кто ее будет защищать от копья нечестивца перса?.. - под
дружный хохот добавил Гиви.
- Всегда что-нибудь такое скажет, гладкий ишак! Хорошо - девушки далеко
стоят!
И ностевцы еще сильнее загоготали, вторя раскатистому смеху Саакадзе.
Ростом нахмурился, ему показалось, что "барсы" слишком вольничают, что
Моурави слишком просто с народом держится, уваженье может потерять. И он
преувеличенно громко сказал:
- Если персов так опасаетесь, то тем более должны о посеве думать.
Ждете новую войну - надо увеличивать запасы. А по нижнему течению Ностури
поля не засеяны, вчера мой конь свободно по дикой траве шагал.
- Э, дорогой, ты не туда коня гнал, - обидчиво заметил дед Димитрия, -
лучше бы по верхнему течению, там джонджоли растут, мой Димитрий от них
поумнел.
Стари
|
|