Шадиман закончил его  пожеланиями вечной
жизни доблестному Караджугай-хану, звездоносцу шах-ин-шаха.
     Чубукчи,  словно тень,  следовал за  Шадиманом.  За  пазухой у  чубукчи
грелись  кисеты  с  драгоценностями...  Но  князь  в  раздумье остановился у
крепостной  стены.   Внизу,   в  наступающей  мгле,   Тбилиси  казался  роем
светлячков...  Скоро совсем стемнеет,  а  потом взойдет луна.  Ночь коротка,
надо торопиться...
     Хан  тоже приготовил послание "льву Ирана".  Симон наполнил свой свиток
жалобами, умоляя властелина спасти его и Картли от узурпатора Саакадзе.
     Словно узник, Вардан сидел в овальном переходе, окруженный сарбазами. У
него было достаточно времени для тревог и  размышлений...  Выйдя в тот вечер
от Моурави,  ослепленный неожиданными возможностями,  он почти бежал,  чтобы
скорее обрадовать семью.  Но позже его охватило сомнение: прочно ли обещание
Саакадзе?  Правда,  все знают, решения свои Моурави не меняет, но судьба его
меняется слишком часто...  И разумно ли сразу отвернуться от князя Шадимана?
Пусть он сейчас бессилен, но это временно, ибо он князь и, конечно, в Метехи
вернется...  А вдруг, пока вернется, Саакадзе уже выполнит все обещания? Что
же,  тогда  Шадиман еще  выше  подымет своего поставщика редчайших изделий и
вестей.  Разум купца подсказывал служить честно обоим...  Хоть  бы  скорее с
Шадиманом поговорить!..
     Но  Исмаил-хан  решил не  допускать тайной беседы.  Сардар инстинктивно
чувствовал,   что  Шадиман  заинтересован  в   каком-то  сообщении.   Может,
предательство готовит князь?  Грузины -  да охранит Али каждого правоверного
от встречи с ними! - все из одной глины вылеплены. Вот Саакадзе - да поразит
его  копье  Мохаммета!   -   получил  из  алмазных  рук  шах-ин-шаха  звание
"Непобедимый" и  оправдал его,  разгромив в  Картли иранское войско.  Но  не
омрачит мою память шайтан, - Саакадзе не князь по крови.
     Размышления хана прервал вошедший Шадиман...
     Хан  изумился:  бисмиллах!  Разумный из  разумных,  князь  Шадиман  сам
намерен спуститься в  логово  "барсов"!  А  если  Саакадзе приступом возьмет
Марабду? Не возьмет? Церковь не допустит?
     Шадиман   внимательно  разглядывал  ногти   хана:   как   отвратительно
поблескивает шафран.
     - Нет,  храбрый  из  храбрых  Исмаил-хан,  Саакадзе  сейчас  не  затеет
междоусобицу,  невыгодно.  Но  и  я  не собираюсь поступать опрометчиво.  Из
Марабдинского замка буду  сноситься с  Исфаханом.  Купец Вардан еще  не  раз
тайно отправится в Иран.  И скрытно,  но неуклонно я стану объединять князей
для общего восстания.  Когда шах-ин-шах -  да будет путь его усеян розами! -
подойдет к Картли, все князья устремятся к нему навстречу и сложат у его ног
свои знамена. Если же сейчас не воспользуемся случаем, придется нам до седых
бород томиться на  этих  камнях.  Разве купец не  просвещал нас,  какие меры
принимает Саакадзе?  Если мне не удастся снарядить князей, то для персидских
войск, которые вступят в Картли, повторится опасность Упадари.
     Исмаил-хан понял тяжелую правду в словах князя. Из Марабды, несомненно,
легче будет торопить Исфахан с присылкой помощи.  А Шадимана аллах не обидел
силой убеждения и ненавистью к Саакадзе.
     Выслушав  повеление  хана  вручить  два  плаща  князю  Шадиману,  купец
повалился в ноги: как рискнет он с сыном без лунных плащей скатываться вниз?
Лишь по этой примете в него не пошлют сотни отравленных стрел.
     Улыбаясь,  Шадиман  напомнил купцу  свойство горных  ущелий:  пусть  он
неустанно вопит,  и  это  благополучно донесет до  слуха  его  родственника,
начальника стражи у  водопада,  весть о торжественном въезде Вардана Мудрого
на собственном седле.
     Через час Шадиман и  чубукчи,  закутанные в серебристые плащи,  перешли
через третьи линии и поползли по отрогу.
     А еще через два часа Вардан и его сын, снабженные пропускными грамотами
в  персидское ханство Шемаху,  тоже со  всеми предосторожностями направились
вниз,  то и дело,  пока их могли слышать сарбазы,  выкрикивая чье-то нелепое
имя: Гюльбяра!..


ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

     Лишь на второй день к вечеру прискакал Эрасти с арагвинцами. Он сообщил
Саакадзе о  бегстве князя Шадимана Бараташвили.  У  сторожевых башен остался
Автандил, теперь царь Симон может считать себя в полной безопасности, больше
никто не нарушит сон крепости.
     Пропускную грамоту у Гургена,  сына купца,  Эрасти отобрал, дабы Вардан
не  передал ее  кому-нибудь другому.  Так сказал он купцу,  но на самом деле
Эрасти  хотел  снабдить ею  Папуна  и  этим  избавить его  от  необходимости
находиться неотступно при азнауре Датико.
     Саакадзе в раздумье зашагал по комнате. Распахнув окно, Эрасти поставил
на скатерть матовый глиняный кувшин с водой, обернутый куском холста, и тихо
вышел.
     Наедине с собой Георгий решил привести в ясность свои действия. "Все ли
правильно в моих поступках?  Пожалуй,  я не совершил роковых ошибок.  Раньше
всего необходимо было удалить Шадимана из крепости.  Его знание дел царства,
знакомство с путями к замкам, вернее - к сердцам и мыслям князей, его советы
Исмаил-хану   в   дни   нового   вторжения  персидских  полчищ   грозили  бы
неисчислимыми бедствиями.  Чем  дальше движется время,  тем  ближе нашествие
шаха. Оставшись без "преданного" князя, одноусый Симон еще более попадет под
влияние Исмаил-хана,  а  чем больше истукан омусульманится,  тем невероятнее
его  второе  воцарение.   Церковь  не  допустит.   Рассчитываю  на  хитрость
"змеиного" князя,  вероятно,  не  открывшего Исмаил-хану все  потайные замки
Кар