ого отца".  Горячо молили Зураб,  Липарит, Цицишвили. И старый
князь сдался, но решительно настаивал: Кайхосро Мухран-батони временно будет
правителем Картли.  Если  за  три  года  не  явится  законный  царь,  тогда,
напутствуемый  католикосом,   правитель  будет   венчаться  на   царство   в
первопрестольном Мцхета, сливая династии Багратидов и Мухран-батони.
     Вахтанг же - отец Кайхосро и Мирван - дядя, требовали при возложении на
Кайхосро венца утвердить за ним титул: "Правитель Картли Багратион-Мухрани".
Князья охотно согласились.
     И  вот -  торжественный въезд в  Тбилиси.  Кайхосро на белом аргамаке с
золотой отметиной.  Сдвинув ряды  и  звеня конским убором,  следовала личная
свита: двадцать князей пожилых, сорок молодых и восемьдесят азнауров знатных
фамилий.  А  дальше тянулись мсахури с отрядами охраны,  сотни чубуконосцев,
оруженосцев  и   прочих   слуг.   В   одеяниях  преобладали  цвета   знамени
Мухран-батони.  Среди  азнауров выделялся золототканой куладжей и  афганским
оружием почетный азнаур  князь  Автандил Саакадзе.  Блестел дамасской сталью
сын  Ростома.  Тщеславился ханской саблей Нодар  Квливидзе.  Молодые азнауры
Верхней,  Средней  и  Нижней  Картли  горделиво гарцевали в  одеждах  времен
Георгия Блистательного.
     Чуть позади Кайхосро,  грозно сдвинув брови,  ехал старый князь,  а еще
подальше,  за Вахтангом,  -  фамилия Мухран-батони:  женщины на белых конях,
мужчины -  на серых с оранжевыми бабками.  Под золотыми обручами развевались
лечаки, на остроконечных папахах блестели орлы, терзающие серебряных змей.
     На некотором расстоянии, впереди царственного поезда ехали тридцать два
всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороных, белых, гнедых и
золотистых скакунах.  Время  от  времени,  чередуясь,  шестнадцать всадников
вскидывали длинные  тонкие  трубы  и  выводили воинственные напевы.  Другие,
несмотря на ярко слепящее солнце,  вздымали шестнадцать медных факельниц, из
которых  извергался густой  красный  огонь,  бросая  изменчивые отблески  на
знамена Багратидов и Мухран-батони.
     Взбудораженные горожане с  надеждой взирали на колеблющийся огонь,  как
смотрят на огонь возрожденных очагов.
     Суровый монах окропил колокола святой водой.  Звонарь Сиона перекрестил
главный колокол,  закатал рукава,  взялся за  веревку и  выплеснул на  город
звон.
     Из  узкого окна  палаты католикоса выглянул Бежан Саакадзе,  перевернул
страницу летописи и крупно начертал:
     "Да не оскудеет милость бога безначального и бесконечного!  В сей день,
благословленный святой равноапостольной Ниной, желанный церковью Кайхосро из
рода Мухран-батони вступил через Дигомские ворота в Тбилиси".
     Из  Самухрано тянулись в  Тбилиси обозы с  продуктами,  гнали баранов и
телят.  Метехи ожил,  царские повара словно проснулись после  заколдованного
сна и с усердием готовили тончайшие яства.
     Старший конюший Арчил,  переживший четырех царей,  приказал подвластным
ему   конюхам  вычистить  конюшни  и   выкрасить  двери  в   фамильный  цвет
Мухран-батони.  Очистили птичник от персидских птиц и загнали туда медведей.
Начальник псарни  вывез  в  Твалади,  где  обитала царица  Мариам,  собрание
охотничьих рогов  Георгия  Десятого  и  подобострастно приготовил для  своры
молодого правителя новые подстилки и чаши.
     Гордый и  счастливый,  распоряжался князь Газнели,  ведь в  его  покоях
качается  в  посеребренной люльке  маленький Дато.  Верная  мамка  поет  ему
старинные песни витязей.
     Правитель Кайхосро повелел замку  праздновать неделю,  а  не  две,  как
подобало:   пока  не  царь.  Саакадзе  напротив,  настоял  на  двухнедельных
празднествах в городе: незачем потакать скромности молодого правителя.
     Под  сенью  высоких стен,  вокруг  Метехи  раздавались разгульные звуки
зурны.  Лилось вино,  из  замка  слуги выносили обильное угощение.  Пировала
толпа.   Расцветали  радужные  надежды:  наконец  кончилось  страшное  время
бесцарствия, свободно можно торговать, свободно покупать, устойчиво думать о
будущем.
     - Здоровье Кайхосро! - провозглашали торговцы.
     - Здоровье Моурави! - гаркали дружинники.
     - Выпьем! - кричали амкары.
     - Выпьем! - вторили купцы.
     Били в  дайры,  проносились в танце лекури разодетые женщины на плоских
крышах Тбилиси.
     С  чувств