ржественно, как дружинники копья,
шампуры с нанизанными на них зайцами,  фазанами,  каплунами, утками. Следом,
словно  тяжелый  обоз  за  легкой  конницей,  проследовали повара,  неся  на
вертелах барашков,  телят,  кабанов.  И  тотчас,  как гонцы,  во все стороны
разбежались поварята с  маленькими котлами,  наполненными ореховым соусом  и
острыми приправами.
     По   мановению  жезла  гостеприимца  раздавальщики  хватали  из   котла
лопатками гоми и,  обегая зал,  наделяли каждого гостя большой долей, бросая
гоми перед ним прямо на кожу. Гости делали в гоми ямку, куда поварята быстро
вливали соуса.  Не дремал и главный повар посреди зала,  -  он лихо разрубал
топором корову,  свинью,  овец,  бросал  большие куски  в  решето и  гаркал.
Подбегали прислужники,  хватали  решето  и,  как  безумные,  носились  между
столами, швыряя гостям сильно проперченное мясо. Стольники, как в лихорадке,
стягивали дичь  с  шампуров.  На  деревянные столы,  где  разместились менее
почетные гости, продолжали лететь куски коровы.
     Затем  мегрельцы буйно  выхватили кинжалы.  Димитрий вскочил и  обнажил
шашку,  готовый дорого продать жизнь Моурави. Но кинжалы, свистя, опустились
на дичь и мясо,  ожесточенно рубя их.  Усердно заработали челюсти.  Димитрий
опешил,  но тут же,  под одобрительный рев, с размаху клинком отрубил кабану
голову.
     Виночерпий,  став на  колено,  расстелил перед Леваном пеструю турецкую
шаль, положил возле него нож, поставил серебряную тарелку и шесть серебряных
чаш различной величины.
     Такой же роскоши удостоились и картлийцы.  Моурави, усаженный по правую
руку Левана, кроме того, получил чашу с золотыми изречениями. Это был личный
дар ему от Дадиани.
     Зураб,  сидя по левую руку Левана,  испытывал большое смущение.  Стоило
ему приняться за утку,  как под рукой у него уже маслилась ножка ягненка, не
успевал он вонзить зубы в ее пряную мякоть, как перед ним падал каплун, едва
удавалось разорвать пополам жирную птицу, как перед глазами назойливо маячил
фазан,  он  с  остервением принимался за дичь,  но откуда-то вдруг появлялся
зажаренный зайчик и нагло лез в рот.
     Мысленно перебрал Зураб все арагвинские ругательства,  но  вслух учтиво
благодарил гостеприимца за  предложенного цыпленка.  Устав бороться с  едой,
Зураб  предался  размышлению  о   бренности  жизни.   Его  внимание  привлек
позолоченный котел.
     Лавируя между виночерпиями, чашниками, прислужниками, раздавальщиками и
поварятами,  пять  личных  стольников владетеля  остановились возле  Левана.
Старший  стольник  опустил  в  маленький  котел  узорчатую ложку  и,  достав
пушистое белое гоми,  положил раньше Левану, потом Моурави, царевичу, Зурабу
и  двум пожилым советникам.  Хлебонос вынул из кожаной сумки,  висящей через
плечо,  шесть  чуреков  и  преподнес Левану,  который,  оставив  себе  самый
большой, передал остальные тем, кто получил гоми из позолоченного котла.
     То и  дело виночерпий,  становясь на колено,  наполнял вином свою чашу,
пробовал вино -  в доказательство того,  что оно не отравлено, - и передавал
кувшин Левану.
     Эрасти и Автандил,  стоявшие позади Моурави,  были все время настороже.
Слишком много скопилось здесь вооруженных, чтобы спокойно предаться веселью.
     От Левана не укрылась предосторожность картлийцев,  и  он подумал:  "Не
стоит обижаться, в моем доме я сам получил удар в спину копьем и, ловко упав
на  стол,  обманул разбойника,  которому не преминул выколоть глаза".  Леван
благодушно крикнул вошедшему старику в заплатанной одежде:
     - Э-о, Мелитон, уже выздоровел?!
     - Выздоровел,  большой  господин,  от  твоего  отвара  из  пятилистника
выздоровел!  Пусть бог пошлет тебе столько дней,  сколько стоит земля! Пусть
копыто твоего коня...
     - Э-о,  садись за  гоми!  А  благословлять завтра успеешь,  когда  тебе
нечего будет кушать.
     Миндобили - пришедший под покровительство - шмыгнул за деревянный стол,
- и  тут  же  раздавальщик опрокинул перед ним  полную лопатку гоми,  другой
швырнул ему кусок коровы, а виночерпий с разлета плеснул в чашу вина.
     Звенели шампуры,  над пирующими опять замелькали каплуны, фазаны, утки,
дикие куры.  Димитрий ловко подхватил каплуна,  сжал  обеими руками и  сразу
оторвал зубами полбока. Но тут над его ухом что-то рявкнуло:
     - Вархарале! Тархарале!
     В шестиголосое пение врезались резкие,  пронзительные звуки зурны.  Над
столами перекатывалось:
     - Тархарале! Вархарале!
     Особенно громко гудел,  обнимая все голоса, четвертый голос - дврини, а
шестой голос - крини - взлетел к потолку, красуясь переливами.
     Зорко присматриваясь ко  всему,  Саакадзе не  забывал протягивать через
плечо  куски  мяса,  дичь  или  чашу  Автандилу и  Эрасти.  Зараженные общей
поспешностью,  телохранители, сами не зная почему, торопливо глотали горячее
мясо и захлебывались вином.
     Приготовленные триста  блюд  светлейший Леван  приказал подать  в  одну
ночь, ибо у Моурави не было времени остаться на семидневный пир.
     Царевич Вахтанг наблюдал за Леваном, который среди моря вина и гор яств
был воздержан в еде и пил умеренно.
     В разгар пира поднялся придворный тавади,  правитель крепости Чаладиди.
Осушив залпом кувшин,  он взялся за второй, величаво откинул парчовые рукава
архалука, поклонился Моурави и воздал похвалу его деяниям:
     - Благородные!  Не  исчезнет  из  памяти  Самегрело  посещение  Георгия
Саакадзе,  доблестного витязя и  стяжателя славы.  Беспримерное единоборство
"барса" Картли