дело.
     Старый князь,  сожалея,  покачал головой. Люди не умеют ценить мудрость
созерцания.  А  он  хотел показать приобретенную им  редкостную чашу  времен
царицы Тамар,  или -  если азнаур любит травлю кабанов в дремучих зарослях -
стоит взглянуть на новый приплод в псарне, сердце усладится.
     Но Дато обладал не меньшим дипломатическим терпением и, сокрушаясь, что
лишен счастья немедленно предаться безмятежной охоте, пожелал старинной чаше
никогда не быть пустой. В счастливый день ангела старейшего из Мухран-батони
да искрится в  ней дампальское вино,  слава погребов Самухрано!  В солнечный
день  ангела наследника знамени Вахтанга да  пенится в  ней  белое одзисское
вино,  восхищенный дар  дружественных Эристави Ксанских!  В  прекрасный день
ангела Мирвана,  бесстрашного витязя,  пусть неустанно льется в древнюю чашу
атенское вино!
     Перечисляя дни ангелов всех сыновей и внуков,  Дато сердечно желал чаше
то  искриться,   то  сверкать,  то  играть  вином  хидиставским,  метехским,
ховлинским,   ниабским,   тезским  -  белым,  розовым,  красным,  оранжевым,
бархатисто-черным,  зеленым,  - с удовольствием замечая, как багровеет нос у
Мухран-батони и нетерпеливо дергаются усы.
     Наконец Дато  решил,  что  пора  заговорить о  цели своего приезда.  Он
пожелал чаше в  день ангела Кайхосро,  отмеченного божьим перстом и  любовью
католикоса,   мерцать  белым   талахаурским  вином,   как   слезами  радости
осчастливленного народа.  И,  не давая опомниться старому князю, изложил все
происшедшее в палате католикоса, на советах князей у Газнели и в летнем доме
Липарита.
     Дослушав, старый князь вдруг вскипел:
     - Что  же,  волки рассчитывают на  мою оплошность?  Отдать им  старшего
внука  на  растерзание?  Не  дождутся такого!  Луарсаб  опытнее  был,  и  то
проглотили...   Думают,   Мухран-батони  возвеселится,   набросится  на   их
предательское угощение!
     Дато  восхищался мухранским хитрецом:  "Приятно охотиться на  кабанов с
таким опытным охотником".
     - Высокочтимый князь,  мудрость созерцания подсказывает тебе правильное
решение.  Великий Моурави тоже так думает.  Пусть князья раз прискачут, два,
три.  Пусть умоляют,  льют из глаз воду;  пусть католикос пришлет настоятеля
Трифилия с церковной знатью.  Они,  конечно,  будут просить,  потом угрожать
божьей карой.  У благородного Мухран-батони каменная воля, но не сердце. Он,
может, и смилуется.
     Мухран-батони  опустил  на  свиток  перо,  ударил  молоточком в  шар  и
приказал подать дампальское вино.  И лишь когда виночерпий наполнил две чаши
и неслышно вышел, медленно проговорил:
     - Передай Георгию:  как  с  ним  решили,  так  тому и  свершиться...  -
Помолчав,  добавил:  -  Жаль,  друг,  торопишься, ночью опасно щенка возить,
может  застудить горло...  Для  твоего  сына  подарок приготовил,  следом  с
чапаром пришлю.
     Зная  цену жертвы,  приносимой князем,  Дато поблагодарил великодушного
хозяина:
     - Вырастет мой первенец,  на  охотах с  восторгом будет вспоминать твою
щедрость.
     - Кстати,  об охоте...  Передай Моурави: отважный Кайхосро не забывает,
как  бился  он  под  знаменем  Георгия  Саакадзе.  И  с  неменьшей  радостью
собирается с ним на волков и лисиц.
     Дато  и  бровью не  повел,  хотя  хорошо понял  скрытый смысл обещания.
Опорожнив последнюю чашу,  Дато  заторопился:  еще  до  рассвета  необходимо
попасть в Кватахевский монастырь.

     Старый  князь  протянул Дато  кувшин с  прадедовским вином  и  попросил
вручить отцу Трифилию:  "Пусть пьет на здоровье и  неустанно молится о  доме
князей Мухран-батони, а их щедрость к Кватахеви не оскудеет..."
     Скучающий Гиви прогуливался по аллее яблонь.  Небо уже розовело, и там,
где  оно  рассекалось синеющей  горой,  плыли  легкие  туманы,  цепляясь  за
верхушки леса. Оттуда веяло предутренней прохладой и запахом ландышей.
     Скоро два всадника проехали вброд Ксанку и скрылись в орешнике.
     Когда за крутым поворотом показались монастырские купола,  Дато нарушил
молчание:
     - Гиви, если кто будет спрашивать, говори: конь подкову потерял, в лесу
заночевали.
     - Смешно придумал,  Дато.  Кто  поверит,  что  Гиви сядет на  коня,  не
осмотрев копыт? Удобнее сказать: воевал-воевал, девушку в лесу встретил.
     - Лучше женщину,  скорее поверят!  -  засмеялся Дато. - Давай свернем в
лощину -  здесь всюду лазутчики рыскают.  Если Квели Церетели пронюхает, где
мы были, князья насторожатся, могут рухнуть подпорки трона Кайхосро.

     В  царском караван-сарае  расстилали паласы,  из  Темных рядов выносили
груды  ковровых подушек.  Косые  полосы голубого света падали сквозь круглое
отверстие,  вырывая из полумглы бассейн,  где булькала вода,  слегка отдавая
серой.
     Сначала к воротам караван-сарая подошли каменщики.  У каждого за поясом
молоток  -   в   знак   отсутствия  работы.   Они   столпились,   озабоченно
переговариваясь и прислушиваясь к выкрикам глашатаев.  Потом стали стекаться
ученики,  подмастерья,  мастера  других  ремесленных  цехов,  за  ними  сами
уста-баши и их помощники - ах-сахкалы.
     Главный глашатай,  размахивая белым  тростником,  продолжал выкрикивать
повеление городского нацвали:  "Горожане!  Милостью неба вновь солнце решило
позолотить жизнь Тбилиси!  Приближается час веселого стука молотков! Сего