Шагая  к  лестнице,  Саакадзе  с  притворной  серьезностью расспрашивал
Бежана  -   рубился  ли   Зураб  как   хевсур  или   наносил  боковые  удары
по-картлийски, и не нападал ли Автандил сзади?
     Мальчик подробно рассказывал про все приемы нападения и защиты.
     Остановившись на  площадке  и  нарочито  задумавшись,  Саакадзе наконец
одобрительно произнес:
     - Придраться не к чему, бодались по правилам!
     Эрасти  ухватился  за  каменные  перила.  Бежан  негодующе посмотрел на
хохочущего отца и погрозил ему своей маленькой шашкой.
     Саакадзе в своей комнате выслушивал Зураба.
     - Жаль, Георгий, что не удостоил ты посещением Совет князей.
     - Не  из гордости или смирения отклонил я  приглашения владетелей,  мой
брат Зураб.  Озабочен я. Только шесть месяцев минуло, как мы изгнали врага и
и на отнятом рубеже поспешили устроить заслон.  А сколько еще предстоит дел,
чтобы народ мог считать себя в  безопасности.  Думаю,  я  не ошибся,  прежде
всего  обратив внимание на  деревни.  Земля опустела,  заросла сорняком.  Не
дымятся очаги,  всюду камни и обгорелые пни.  Дети болеют,  многие крестьяне
бежали  в   монастыри  искать  спасения.   Царство  поредело.   Я   отправил
амкаров-плотников   в   деревни,   особенно   пострадавшие  от   неистовства
кизилбашей.  Пануш, Элизбар, Матарс, даже дед Димитрия без устали мечутся от
Гори до  Тбилиси,  им  поручил я  восстановить старогорийскую дорогу.  Мосты
наводят пока деревянные,  не хватает монет тесать камни.  А  Тбилиси?  Вот я
сейчас с майдана. Амкарства в будни празднества устраивают... Страшное дело!
Торговля гибнет.  А  нет торговли -  нет богатства,  а  нет богатства -  нет
устойчивости страны.
     Зураб, опершись руками о колена, настороженно вслушивался.
     - Георгий,  давно одна мысль смущает меня.  Почему ты  сам не возглавил
царство? Народ тебя любит...
     - Народ любит,  и  церковь предлагала,  но разве я  поставлю под угрозу
отечество, во имя которого отдал больше, чем славу? Так неужели сам обесценю
великую жертву?  Разумеется,  некоторые князья из  дружбы,  другие из страха
пойдут за  царем Георгием из рода Саакадзе,  но самые влиятельные восстанут.
Знаю,  знаю,  что хочешь сказать...  Конечно,  мы  победим,  но  есть победы
страшнее поражения.  Шах  и  султан только и  ждут  раздоров наших,  они  не
замедлят наброситься на  Картли,  еще  более  ослабевшую от  междоусобиц,  и
примирят враждующих огнем и мечом...  Нет,  мой Зураб,  я никогда не думал о
личном,  моя печаль о любезной моему сердцу родине...  Кто бы мог сравниться
со мной в Иране?  Слава лежала на острие моего меча, золото топтал мой конь.
А  сердце?  Сердце  билось  только  для  Грузии.  И  сейчас не  уничтожать я
собираюсь князей, а объединять для высшей цели. В союзе владетельных фамилий
- наша сила.
     - Сила мудрости твоей равна силе твоего меча.  Мой Георгий,  наконец-то
ты князь!  -  торжествующе произнес Зураб.  -  Так скрепим добрым вином нашу
нерушимую дружбу... Брат для брата в черный день!
     - Да будет!
     Они сдвинули чаши, точно сближали свои судьбы.
     Поздним вечером,  когда  Зураб спал  крепким сном,  укрывшись медвежьей
шкурой и  по  привычке положив у  изголовья обнаженную шашку,  Дато и  Гиви,
обвязав  копыта  коней  войлоком,  бесшумно  выскользнули из  Тбилиси  через
Дигомские ворота и  свернули на обходную тропу.  Только шелест плащей и хрип
скакунов нарушали тишину.
     На  резном балконе,  расстегнув ворот  и  вглядываясь в  звездную мглу,
Саакадзе приказывал Эрасти  позвать наутро  мелика  и  устабашей амкарств на
большое торговое совещание.


ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

     Два всадника осадили коней у сторожевой башни Мухрани.  Залаяли собаки.
Торопливо открылись железные ворота.  Дато усмехнулся:  князья в нетерпении.
Под каменным сводом слуги высоко держали пылающие факелы.  Вахтанг, протирая
глаза,  с притворной тревогой встретил "барсов": "Почему в такой поздний час
взмылили коней?  Здоров ли  Георгий?  Уж  не заболела ли,  спаси святой Шио,
княгиня Русудан?"
     Дато непроницаемо выслушал лукавящего князя и  изысканно заверил его  в
цветущем здоровье семьи Саакадзе.  Но  если  главенствующий Мухран-батони не
находится в приятном сне, от Моурави привез он ему спешное слово...
     Пока  Дато дожидался возвращения Вахтанга,  из  низких овальных входов,
как  из  расщелин,  высыпали внуки старого князя.  Их  было  множество,  все
черноглазые и воинственные.  Они тотчас закружили Гиви и увлекли его в глубь
замка, в свой любимый уголок. Там постоянно выли шакалы и урчали медведи...
     Старый князь не спал,  в опочивальне мерцала синяя лампада,  отбрасывая
неясные блики на старинную утварь и  оружие.  В  углу склонился над свитками
старый князь. Переступив порог, Дато осторожно кашлянул.
     Мухран-батони  с  нарочитым  удивлением вскинул  глаза,  потом  радушно
поздоровался,  предложил отведать еды и вина, отдохнуть с дороги, а утром...
Но Дато сослался на недосуг и просил разрешения изложить важно