нязей  не  попадаться на
ядовитый крючок  ностевского плебея и  приглашал Цицишвили одного приехать в
Марабду обсудить угрожающее положение.
     С  большим удовлетворением Саакадзе вернул свитки,  посоветовал Вардану
немедленно вручить их князьям.
     Георгий  отложил  поездку  к  манглисским  укреплениям,  взял  с  собой
Автандила, Эрасти, оруженосцев и отправился в Самухрано.
     Проезжая Сапурцлийскую долину,  Саакадзе вспомнил битву с  Карчи-ханом.
Неужели придется мечом приводить в покорность кахетинских князей? Необходимо
также  избегнуть враждебности Мухран-батони.  Видит бог,  хотел на  Кайхосро
венец возложить - Багратид Мухран-батони. Но как бы сердце ни любило, нельзя
подвергать страну смутам...
     На развилке дорог послышался веселый окрик:
     - Э-хэ, Георгий, откуда ты узнал, что мы едем?
     - Ты мне в  сладком сне приснился,  Гиви,  -  обнимая друзей,  улыбался
Саакадзе,  -  удача  прямо  под  копыта  коня  лезет.  Повернем,  друзья,  к
Мухран-батони, там Хорешани у отца гостит.
     - Сын здоров? - обеспокоился Дато.
     - Еще как здоров! По всему замку голос подает. Почему усомнился?
     - Хорешани в гости поехала - такого разговора не было.
     - Я просил...
     Дато взглянул на друга и понимающе кивнул:  пусть,  кому надо,  думают,
что Дато все время вместе с Хорешани гостил в Самухрано.
     Такая  перемена пути  сильно  обрадовала Гиви.  Он  тоже  соскучился по
маленькому  Дато  -  большой  ему  надоел...  Хорешани  развеселится,  увидя
преданного Гиви.
     Взяв под уздцы коня Гиви, Дато отъехал с ним в сторону:
     - Гиви, забудь, где мы были, даже во сне не вспоминай.
     - Ты меня не учи!  - обиделся Гиви. - Я теперь лучше тебя знаю, о чем с
княжнами говорить.
     Кроме необходимости повидать правителя, - вернее старого Мухран-батони,
- Моурави хотел проверить,  догадывается ли он о  неудовольствии князей и об
истинной  цели  посольства в  Русию.  Нет,  упоенный надеждой видеть  вскоре
любимого внука на троне Багратидов,  старик ни о чем не догадывался.  Как ни
странно,  но Кайхосро что-то предчувствовал. Оставшись вдвоем с Саакадзе, он
испытующе посмотрел на своего учителя и спросил с легкой иронией: "Не надоел
ли еще бездарный правитель преданной ему Картли?"
     Саакадзе удивился:
     - Откуда,  такие мысли?  Пройдет еще год,  и доблестный Кайхосро поймет
сладость власти.
     - Чужой власти,  Моурави.  Должен признаться,  тяготит меня  сидение на
троне...  Каждому человеку свое.  Я  люблю битву и  не  выношу дел  царства,
полных хитрости и лукавства. Помоги мне, я изнемогаю.
     Саакадзе молчал.  "Тем лучше,  -  думал он,  -  не  так  печально будет
расставаться с саном "богоравный".
     Кайхосро наклонился к самому уху Саакадзе:
     - Говорят, Луарсаб все же вернется в Картли?
     - Кто говорит?
     - Князь Липарит, царица Мариам писала мученику...
     Саакадзе вздохнул свободно,  он  было  встревожился:  неужели  Хорешани
проговорилась о хлопотах Папуна?
     - О послании совы,  разумеется,  мне ведомо, а о возвращении Луарсаба -
нет.  Но если так тяготишься,  есть другие царевичи Багратиони. Они украдкой
от меня у католикоса домогались престола...
     - Об этом и мне ведомо, но им не уступлю. - Глаза Кайхосро вспыхнули.
     Он нервно сжал пояс, где покоилась рукоятка меча, и стал похож на деда,
на всю фамилию Мухран-батони, которую так любил Моурави.
     - Им уступлю!  - повторил Кайхосро. - Я тебе хоть тем помогаю в великих
трудах для царства, что не мешаю. А эти бездельники пусть сразятся со мной!
     Моурави взял обеими руками голову Кайхосро и трижды поцеловал.
     - Сколь любим ты мною, мой сын, за ясность ума, за благородство... Знаю
я,  тяжел твой удел,  но другого исхода нет: тебе еще придется скрепить одно
дело...
     - Догадываюсь.  Грамоту о постоянном войске? Не верю в осуществление, -
князья не согласятся.
     - Напротив, настаивать будут на участии.
     Вежливо  покашливая,   вошел  старый  Мухран-батони  и,  неодобрительно
покачивая головой, остановился на пороге: правитель и полководец, обнявшись,
гуляли по залу.
     Опустившись на  арабский  табурет,  Кайхосро  пригласил последовать его
примеру.  Заговорили о  семейном.  Старик передал просьбу Мирвана не  томить
молодежь  и  назначить день  бракосочетания Теймураза -  сына  Мирвана  -  и
Хварамзе - прекрасной, как лик солнца, дочери Саакадзе.
     Жаждал и  Моурави этого  дня,  но  Русудан хочет  перешагнуть годовщину
гибели Паата.
     - Все  же  надо отпраздновать не  позднее октября,  -  подхватил старый
князь, и вдруг загорелся: - Как раз время охоты. Собаки томятся. Целый месяц
лес будет оглашаться веселыми звуками рога и лаем.
     Моурави  торопливо  заговорил  о  приданом  Хварамзе.   Старик  вежливо
заметил:  пусть  об  этом  договариваются  сваты  -  сиятельная  Хорешани  и
светлейшая  жена  царевича  Вахтанга.  Но  Моурави  все  же  перечислил  все
принадлежащее владению Патара-Носте:  красивый замок, табун коней, фруктовые
сады  с  оросительными каналами и  семь домов со  всеми угодьями.  Не  забыл
упомянуть о  стаде  овец,  о  пятистах головах крупного скота,  о  золотых и
серебряных изделиях, об индийских, турецких и персидских драгоценностях.
     Кайхосро  восхитился  щедростью  Моурави,   а  старый  князь  тщеславно
предвкушал,  какую  зависть вызовет в  замках такое приданое.  Брак  скрепит
навек  дружбу  с  Моурави,   и  он  мечом  и  словом  водворит  Кайхосро  на
царствование.
     Многое еще было переговорено и решено...
     А  ночью  в  замке  Мухран-батони Дато