толического
креста.  Луарсаб  отвергает магометанство,  но  ради  спасения царства может
принять веру папы римского... На это и властелин Ирана согласится...
     - Хорошо бы настоятелю Трифилию возглавить посольство в Русию...
     - Об  этом тоже говорили у  святого отца,  но настоятель убедил послать
Агафона,  митрополита Руисского.  Я,  грешник,  думаю, что Трифилий не хочет
идти против Моурави.
     - Почему  против?  Если  Луарсаб  вернется -  получит  уже  укрепленное
царство. Плен научил его отличать друзей от врагов... Царица Тэкле поклялась
Папуна:  "Луарсаб и  Моурави будут  вместе управлять царством.  На  том  мое
желание".  Хорешани,  Даутбек и  все "барсы" готовы головы отдать за свободу
царя. Тэкле жалеют.
     - Автандил, брат мой! Давай выпьем холодного монастырского вина, у меня
в нише приготовлено!
     - Рядом с иконой? Э-хэ, монах, куда ты прячешь источник веселья!
     - Это отец Трифилий для тебя прислал.
     - Мой  брат,  если  надел рясу,  походи во  всем на  приятного "черного
князя".  Он любит и молитву с воском,  и вино с мясом... А главное, последуй
его примеру -  воюй и шашкой, и крестом. Потом, крепко запомни: если одолеют
сомнения, советуйся только с богом... безвредно.
     - По-твоему, я должен скрыть услышанное от тебя?
     - Рассказывать  собеседнику,   о  чем  ему  давно  известно,  -  значит
уподобиться назойливой мухе...
     Было воскресенье.  Дым кадильницы плыл в  полумгле.  На  клиросе звонко
пели послушники: "Кирие элейсон! Кирие элейсон! Кирие элейсон!"
     Бежан  стоял  рядом  с  Автандилом,  осеняя  себя  крестным  знамением.
Настоятель пригласил братьев к себе на трапезу.
     Пенистое  вино  и  шипящие  яства  развеселили  Трифилия.  Он  украдкой
поглядывал на  братьев,  но  сколько ни  наводил разговор на  откровенность,
сыновья  Георгия  Саакадзе  не  прельстились  на  его  приманку,  хотя  и  с
удовольствием осушали чаши, поддерживая веселость благочестивого отца.
     Бежан  думал:  "Автандил прав,  незачем  сравниваться с  глупой  овцой,
которую стригут для хозяина.  Буду во всем подражать настоятелю.  Молчание и
ровное дыхание - неоценимые спутники при восхождении по крутой лестнице".
     Через два дня Автандил прощался с  братом.  Благодарил отца Трифилия за
радушный прием.
     - Мой мальчик, здесь ты не гость, приезжай почаще в свой отчий дом! - И
Трифилий с особой нежностью поцеловал глаза Автандила - глаза Русудан...

     Автандил прискакал в  Носте,  когда в  замке погасли светильники и  над
круглой башней заклубился Млечный путь.
     Похвалив сына за  проявленную ловкость в  первом порученном ему  важном
деле, Георгий благословил его на сон и остался наедине со своими думами.
     Долго в ночной тиши слышались тяжелые шаги по каменной площадке:
     "Так  я  и  должен  решить.  Церковь  тяготится непригодным правителем,
князья  стыдятся своего подчинения нецарственному отроку,  амкары вздыхают о
былом  времени,  когда они  под  звуки зурны несли в  Метехи подарки царской
семье,  купцы избегают разговора о правителе -  все хотят царя.  И я -  а не
церковь и князья -  должен выбрать царя Картли!  Значит, устранить любезного
мне  Кайхосро?  Опасно  поощрять князей шептаться за  моей  спиной с  отцами
церкви...  Вновь слышатся подземные толчки,  и  ради сохранения равновесия в
Картли я  обязан жертвовать всем.  Надо дать стране царя из рода Багратидов.
Но кого?  Луарсаба?  Если бы даже я хотел - невозможно. Мне ли не знать шаха
Аббаса?  Ему необходим царь-магометанин, и ни в угоду Русии, ни в угоду Риму
он Луарсаба не уступит. А Луарсаб, несмотря на муки свои и Тэкле, решения не
изменит.  Кого же тогда?  Есть только один,  которому обрадуются и князья, и
народ.  Даутбек его недолюбливает,  смеется:  "Больше о  шаири,  чем о делах
царства,  печалится".  Что ж, витать в облаках не так плохо. Возвращенный на
престол стихотворец всем  будет  мне  обязан.  От  меня  получит скипетр уже
объединенных двух царств.  Подобно скале,  стою я на страже путей Грузии,  и
царю-страннику не найти сильнее опоры, чем плечо Великого Моурави. Выбор мой
правилен... Но посольство в Русию поедет...
     Тяжелым  бременем  ляжет  на  Картли  прогулка  застоявшихся коней,  но
успокоятся всадники в митрах и шлемах...  А если посольство добьется помощи,
хотя  бы  огненным боем,  успокоюсь и  я...  Дато  и  Гиви сумеют разведать,
насколько сильна  торговая дружба  Русии  с  Ираном и  на  что  рассчитывает
Турция,  гоняя своих послов в Московию...  Папуна тоже торопится в Гулаби, -
он должен помочь Кериму и еще раз попытаться освободить Луарсаба - значит, и
Тэкле. Пусть, я и тут не помешаю, хотя вижу всю тщетность обмануть судьбу...
Но человек должен действовать, иначе он дряхлеет..."
     Автандил  не  опоздал  к  прощальному  обеду.   Папуна  был  весел,  он
сравнительно легко  добился согласия на  свой  отъезд от  Георгия,  от  всех
"барсов",  от Хорешани,  Дареджан,  чанчура Эрасти.  А Димитрий все на тахте
ерзал.  С  тех  пор  как  узнал,  что Георгий тайком от  него выпустил черта
Шадимана,  помрачнел.  Сначала в  бешенстве умчался в  свое владение и  всех
гонцов оглушал одним:  "Пусть Великий Моурави полтора года не вспоминает обо
мне!"  Пришлось самому  Георгию  со  стаей  "барсов" скакать на  примирение.
Спасибо, он, Папуна, захватил лишний бурдюк, иначе всем пришлось бы трезвыми
вернуться.