!"
     Восторженно смотрел Нодар на Саакадзе,  упивался его голосом и мысленно
дал клятву в вечной верности полководцу азнауров.
     Внезапно Квливидзе нахмурился. "Неужели это Георгий Саакадзе поднял меч
у  Горисцихе на  азнауров,  на  ополченцев,  собранных по его слову?  Почему
сейчас  снова  тянется  к  азнаурству?!  Может,  затевает измену?  Кому?"  И
Квливидзе сердито выкрикнул:
     - Князь Саакадзе, зачем пожаловал к нам?!
     - Для тебя, Квливидзе, я азнаур.
     - Нет, князь! Почему называешь себя азнауром?
     - Мой дед был азнауром,  я  стал князем,  но не это важно.  Мои мысли и
желания связаны с азнаурами.
     Саакадзе  говорил  властно,   убедительно.   Он  говорил  о   временной
необходимости   подчиниться   обстоятельствам,    использовать   создавшееся
положение и снова восстановить союз азнауров, разгромленный Шадиманом.
     - Зачем?! - резко спросил Квливидзе.
     - Для будущих битв и побед, - ответил Саакадзе, невольно остановив взор
на  серебряных  нитях  в  черных  усах  испытанного  воина.   -  Неужели  ты
рассчитываешь,   азнаур  Квливидзе,  без  борьбы  отнять  обратно  землю  от
надменных владетелей?
     - Царя  потеряли.   Картли  перс  топчет,   время  ли  беспокоиться  об
азнаурских землях?
     Чуть  приоткрыв покров  над  своими  планами,  Георгий  пытался внушить
Квливидзе  мысль  о  необходимости выдвинуть азнаурское сословие  на  первое
место в стране. Это единственная сила, способная сейчас спасти Картли.
     - О царе тоже не следует беспокоиться.  Будет царство, найдется и царь.
Больше надо думать,  как  освободиться от  друзей и  врагов,  как бороться с
князьями, надевшими чалмы не только на себя, но и на свои замки.
     Квливидзе порывисто пододвинул скамью:
     - Прямо скажи,  Георгий,  если жалеешь грузин, почему в бою у Горисцихе
обнажил шашки?  Почему с персами пилав кушаешь?  Если стараешься для персов,
почему Уплисцихе не окружил?  Ты мне большими делами усы не крути,  я  о них
сам позабочусь.  Открыто скажи, с чем пришел? Враг? Друг? Всех запутал! Тебя
уже никто не может понять!
     - Очень жаль,  что ты,  азнаур Квливидзе,  меня не понял, - сухо сказал
Саакадзе.  - Сейчас идем по скользкой тропе - неверный шаг, и все свалится в
пропасть.  Необходимо обезоружить князей  их  же  оружием.  Чалмы  можете не
одевать,  но все азнауры, молодые и старые, Верхней, Средней и Нижней Картли
должны явиться с покорностью к шаху Аббасу.
     Едва дослушав, Квливидзе вскочил:
     - Если  азнауры меня спросят,  скажу:  кто  раз  грузинское достоинство
потерял,  на уважение народа рассчитывать не смеет.  Народ беднее князей,  а
какую встречу оказал шаху-собаке? Одни босые ноги унес в снежные горы, а ниц
перед персом не пал.
     Наступило молчание.  Неясные тени расплывались на сводах духана. Буйный
ветер,  скатившийся с  гор,  настойчиво дергал  ставню,  силясь  вломиться в
притихший духан.  Но старый дуб,  верный страж у  окна,  защищал его могучей
грудью.  Старый дуб гудел и стонал и все настойчивей стучал веткой в ставню,
словно звал на помощь.
     В очаге духана тихо потрескивали сухие обрезки лоз.
     "Вот  смесь  благородства  и  ограниченности ума",  -  думал  Саакадзе,
пристально вглядываясь в  отважного азнаура.  Но Квливидзе убедить ни в  чем
нельзя,  от  своих  наследственных  устоев  он  никогда  не  отступит,  спор
бесполезен,  но он единственный,  кого сейчас слушаются азнауры,  а  что еще
важнее -  ему  верит народ.  Придется искать другой путь,  а  Квливидзе надо
сохранить.
     - Вот  что,   друг,   тебе  здесь  оставаться  опасно.   Князья  хорошо
осведомлены,  кто обнажил шашку у  стен Гори.  Скройся с  семьей на  время в
Имерети и жди моего сигнала.
     Георгий поднялся,  накинул бурку, положил перед Квливидзе тугой кисет с
золотыми монетами, подал руку мествире и быстро вышел.
     Эрасти  выбежал  следом.   За  окном  уныло  звякнул  конский  убор,  и
послышался торопливый цокот.
     Долго сидел в  глубокой задумчивости Квливидзе и  вдруг с просветлевшим
лицом сказал:
     - Э-э,  Нодар,  он снова наш!  Скоро будем вместе охотиться на крупного
зверя.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

     Ленивый весенний снег кружится над Горийской крепостью. Здесь размещены
сарбазы и их начальники. Сарбазы ловят снежинки, смеются и зорко поглядывают
вниз на извилистую тропу.
     В просторных верблюжатниках лежат на соломе, поджав ноги, верблюды. Они
смотрят на снег, поеживаются и жалобно кричат.
     В  царском дворце разместился шах  с  четырьмя законными женами,  с  их
прислужницами, черными и белыми евнухами и большой свитой.
     Ханы заняли просторные дома на улице "Трех чинар". Окруженные сарбазами
и стражей, эти дома превратились в укрепленные крепости.
     "Дружина барсов" разместилась в  просторном помещении с  куполообразной
крышей, окруженном высокой каменной оградой, по ту сторону которой находился
сад Саакадзе. На восточной стороне устроились Хорешани и Дато.
     Георгий,  Папуна,  Нугзар и  Зураб поселились в  доме с  широкой резной
террасой,  обвитой  плющом.  Сюда  стремилась  Русудан.