знамени,  украшенном
кистями, высилась пирамидальная золотая гора и серебряная кирка, вонзившаяся
в руду.
     Шумно   высыпали  амкары-кожевники.   На   высоких  шестах  развевались
разноцветные кожаные лоскуты. Впереди на жеребце каштанового цвета, одетом в
белый сафьяновый убор и сафьяновое бирюзовое седло, ехал рослый амкар.
     На  нем  блестели сафьяновые оранжевые цаги,  и  щит за  плечом отливал
синевой крепчайшей кожи. На высоком позолоченном древке развевалось знамя из
фиолетового сафьяна с вытисненным изображением всадника, затянутого в кожу.
     За  кожевниками шумно  тянулись  амкарские  цеха:  чувячники,  шорники,
меховщики,  ковровщики,  медники, ковачи, суконщики, шапочники, красильщики.
Все они потрясали своими знаменами и цеховыми значками, украшенными лентами,
стеклянными бусами и кистями.
     Во главе амкарств важно следовали уста-баши -  старосты цехов;  за ними
"белые бороды" - их помощники - несли богатые подарки для ханов.
     Шумные  песни,  летящие вверх  папахи,  радостные приветствия,  пляски,
оглушительная зурна сопровождали шествие, вызывая у ханов тщеславные мысли.
     У  самых ворот амкары-птичники выпустили навстречу ханам стаю  дымчатых
голубей.
     От "Высоких ворот" до цитадели на правой стороне выстроились амкарства:
ткачи  с  гирляндами из  пестрых  тканей,  котельщики,  тулухчи (водовозы) с
мехами на конях, наполненными водой, коки (водоносы) с большими кувшинами за
плечами, каменщики с молотками.
     За амкарами теснились подмастерья и  ученики,  празднично разодетые,  с
цеховыми значками на шестах.
     Все  эти  труженики были  цветом  и  благополучием города.  Они  пышной
встречей,   по  плану  Саакадзе,   вырывали  окончательно  у   ханов  оружие
разрушения.
     Ближе  к  цитадели,  на  левой стороне,  выстроились мелкие торговцы со
своими  знаменами  и  зурной:  зеленщики,  духанщики,  ватники.  Винорядцы с
гордостью вздымали  знамя:  на  голубом  поле  золотистые гроздья  винограда
грелись  под  лучами  солнца.  На  крепостном подъеме  красовались в  черных
атласных  чохах  широкоплечие скуластые  мясники.  На  плотном  тяжеловесном
знамени Авраам - покровитель мясников - совершал жертвоприношение.
     У  крепостных ворот князь Газнели отдал Караджугай-хану воинскую честь.
Уста-баши  преподнесли  Караджугаю  осыпанный  драгоценными камнями  ятаган,
щедро оплаченный Дато и Ростомом еще при первом свидании с амкарами.  Другим
ханам тоже  были  преподнесены дорогие подарки,  только Саакадзе,  по  плану
Дато, ничего не получил.
     "Барсы" тихо,  но достаточно громко для слуха ханов,  ругались за такое
невнимание к Саакадзе. Сам Георгий холодно смотрел на торжество и, въезжая в
Тбилиси рядом с Караджугаем,  пытливо поглядывавшим на него, старался скрыть
волнение.
     Ханы  с  приятным  удивлением проезжали по  улицам  Тбилиси.  Все  дома
разукрашены коврами,  все плоские крыши, сбегавшие амфитеатром к Куре, полны
разодетыми женщинами и детьми, везде расставлены столы с винами и закусками,
не  смолкают  зурна  и  пение.   Везде  раздаются  песни  в  честь  грозного
покровителя картлийского народа, блистательного "льва Ирана".
     Это  ликование и  пышная встреча окончательно убедили Караджугай-хана в
правильности его решения, и он немедленно отправил к шаху Аббасу под охраной
мазандеранцев пожилого хана с  посланием.  Тбилисцы,  говорилось в послании,
помня  благодеяния  и  покровительство  шах-ин-шаха,  восторженно  встретили
приход персиян.
     Хан не  преминул сообщить шаху,  что это он  решил взять Тбилиси голыми
руками и  привести в  покорность "льву Ирана" столицу Картли.  Также передал
мольбу тбилисцев оказать им честь увидеть "средоточие вселенной" в Тбилиси.
     Отпраздновав два  дня  и  оставив в  Тбилиси отряд сарбазов под началом
Матарса и Пануша,  а у стен Тбилиси Исмаил-хана с войском,  Караджугай-хан и
Саакадзе, нагруженные подарками и тысячами пожеланий, направились в Гори.


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

     Даже  прадед Матараса не  помнит такой  ранней весны.  Тепло  наступило
внезапно.
     Еще ночью луну опоясал красный круг.  Старики Носте наблюдали, как круг
слегка расширился и  вскоре исчез.  Дед  Димитрия,  приложив руку к  глазам,
пристально всматривался в  опаловый  цвет  луны  и  предсказал ясную  теплую
погоду.  Дед  не  ошибся.  Ранним утром  удод,  встряхивая красными пестрыми
перьями,  прокричал призыв весны. В прозрачном воздухе почернели отроги гор.
Дымчатые  гуси  радостно  устремились к  воде.  На  плетне  хлопотливо забил
крыльями  петух.   Настойчиво  заблеяли  овцы.   Из   буйволятника  выскочил
буйволенок,   любопытными  глазами  оглядывая  двор,  наполненный  необычным
оживлением.
     Распахнулись ворота, и первым выехал на запашку почетный ностевец - дед
Димитрия.  Запряженные в  арбу три  пары буйволов,  чисто вымытые,  словно в
черных бурках, медленно переступали мохнатыми ногами.
     И за дедом потянулись арбы ностевцев с сохами и связками свечей. Кто-то
затянул оровелу - песню грузин-землепашцев. И сразу на всех арбах подхватили
молодые  и  старые  голоса.  Распевая,  ностевцы въехали  на  пахотное поле,
чернеющее за речкой Ностури.
     Степенно сойдя с  арбы,  дед  перекрестился и  низко поклонился солнцу.
Внуки  и  сыновья  выпрягли  буйволов  и  вынесли  соху  в  поле.  Наступило
торжественное молчание.
     У края п