|
бле. Аллах охранял мою дорогу, и
корабль скоро вышел из Волги в Каспийское море. Тут я вспомнил, как люди
Заруцкого в Астрахани ограбили меня, богатого купца Хозро Муртазу. Целый
день я угощал послов атамана Заруцкого, Хохлова и Накрачеева, вежливым
персидским разговором и душистым шербетом. А когда большая серебряная луна
опустилась в ночной изумруд каспийской воды, я велел моим людям ограбить
послов до последней одежды и выбросить всю рухлядь в море.
Шах снисходительно улыбнулся:
- Поистине, Али-Баиндур, ты щедро расплатился за оказанное тебе
гостеприимство, и если о казаках все, говори об Астрахани.
- В Астрахани, шах-ин-шах, сходятся новые торговые пути по воде и
песку. Кто захватит реку-море, тот будет повелевать торговлей со странами,
лежащими на западе, где мужчины носят чужие волосы, а женщины нагло
раскачивают на бедрах юбки, натянутые на обручи. Да покарает презренных
аллах, они в опасных юбках прячут своих возлюбленных, а несчастные мужья в
то время бегают с обнаженной саблей по всему городу, разыскивая оскорбителя
чести.
Шах оживился:
- А какую юбку носит ханум Марина, дочь Мнишка?
Слегка опешив, Али-Баиндур неопределенно ответил:
- Красивую...
Шах Аббас мечтательно погладил подушку:
- Ум женщины не измеряется ее красотой... Скажи, хороша ли Марина,
молода она или стара?
- Великий шах-ин-шах, ханум Марина хороша, как весенняя гроза, и газель
может позавидовать ее гибкой шее. Но мужчине опасно с такой женщиной, ибо
жажда власти заменяет ей усладу любви.
- Да будет тебе известно, хан, пресная вода полезна верблюду, а мужчине
- перец. Лучше скажи, был ли ты допущен к ее руке, может ли ее рука
сравняться с белизной хлопка и с теплотой солнца?
Али-Баиндур почтительно сложил руки на груди и поклонился:
- Великий из великих шах-ин-шах, я был удостоен прикосновения к белой и
горячей руке ханум.
- Каким подарком наградила тебя на прощание прекрасная Марина?
Али-Баиндур вынул из складок халата скляницу с вином и сказал шаху, что
этот подарок говорит о характере странной женщины.
Шах Аббас позвал телохранителя, и велел подать два кубка. Первый
наполненный кубок он приказал выпить Али-Баиндуру. Подождав, шах с
наслаждением стал тянуть вино из кубка и мечтательно сказал:
- Вот пью ее вино, а в будущем хочу пить из ее уст сладость любви.
И уже твердо решил помочь Заруцкому построить на Тереке каменную
крепость, посадить в ней атамана для охраны входа на Кавказ, а Марину Мнишек
взять к себе в гарем.
Не только в шахских покоях Давлет-ханэ обсуждались важные дела и
строились грандиозные планы. И Гарем-ханэ жил сложной, закутанной в чадру
жизнью, часто влиявшей на благополучие страны. Здесь завоевывалось внимание
грозного повелителя и отвращалось его сердце от соперниц. Отсюда шли нити
интриг во все ханские дворцы. Здесь ханы через жен и наложниц искали
поддержки своим домогательствам. Здесь страдали, остро ненавидели, жаждали
власти, но не были счастливы.
Кипучий гарем нередко прибегал за советом и просьбой к Тинатин, матери
наследника Ирана, любимой жене шаха Аббаса, и она никогда никому не
отказывала в просьбе. Она знала, как скупа радость, она сочувствовала
огорченным, и она была любима всем гаремом... Но о чем она думала сейчас?
Сквозь полосатые навесы в окна пробивался зной. В нефритовом фонтане
лениво журчала прозрачная вода. На желтых плитах стен покачивались черные
тени деревьев. В глубоких нишах дремали евнухи.
Рабыни облекали Тинатин в затканные жемчугами и бирюзой одежды. Как
всегда по пятницам, у нее сегодня гости.
Овальное зеркало в раме из золотых роз отражало счастливое лицо
Тинатин. Ее сын, Сефи-мирза, наследник престола, вчера в первый раз
командовал войском "шахсевани".
Прошлое тревожной птицей промелькнуло в памяти. Много лет назад шах
Аббас вынудил Тинатин покинуть родную Картли.
Навсегда ушли вдаль лиловые изломы картлийских гор, а за ними отец,
царь Георгий, мать и любимый брат, прекрасный Луарсаб!.. Самое дорогое
воспоминание. Тинатин неустанно лелеет образ брата, но ее сокровенное
чувство глубоко спрятано в тайниках души, ибо шах Аббас не терпит, когда его
собственность обращает мысль не в сторону "солнца Ирана".
Тинатин поправила жемчуг на красных волосах и снисходительно улыбнулась
зеркалу.
Она не очень красива, но любима шахом. Недаром в часы посещений шах
говорит с нею не только о ласкающих слух стихах Хафиза и Фирдоуси, но и о
тайных делах Ирана. Любима? Тинатин грустно улыбнулась, вспомнив свое
обращение в магометанство. И вот она даже не Тинатин, а Лелу.
Но она сумела воспитать в своем сыне Сефи-мирзе большую любовь к Грузии
и научила за любезной улыбкой скрывать сокровенные мысли.
Шах гордится красивым и умным наследником трона Сефевидов, гордится его
почтительностью и нежностью.
Тинатин поспешила скрыть навеянную воспоминаниями грусть.
Звеня браслетами и ожерельями, вошли
|
|