ученьем назвал  себя  деда  нашего великого государя царя  и  великого князя
Ивана  Васильевича  всея  Русии  самодержца,   сыном,   царевичем  Димитреем
Углицким. И литовской Жигимонт король, хотячи в Московском государстве смуту
учинити,  не сыскав,  тому вору поверил и,  преступив свою правду и  нарушив
мирное постановление,  послал с тем вором радных панов, и тот вор своим злым
ведовством и  чернокнижеством обольстя  и  устращав злыми  своими  коварства
многих людей,  был на Московском государстве и  хотел Московское государство
разорити.   И   милосердный  бог   над   нами  милость  свою  показал,   что
богоотступника вора  и  его  советников их  вражей совет всем людем объявил:
съехався  изо  всех  государств Росийского царствия  всякие  ратные  люди  и
облича,  того вора убили; а на великих Росийских государствах учинился царем
от  роду  суздальских Шуйских князей царь  и  великий князь Василий Иванович
всея Руси.  И  при царе Василье польский же Жигимонт король,  преступник,  к
царю  Василью послов своих  и  посланников крестное ж  целованье,  наслал на
Московское государство другого вора,  своими с польскими и литовскими людьми
и хотел нашим царством для Польши и Литвы завладеть...
     И  наших великих росийских государств бояре и  воеводы,  видя польского
Жигимонта короля  и  панов  рад  многую  неправду  и  от  него  бесчисленное
кровопролитье, прося у бога милости, против его стали крепко и неподвижно.
     И  всещедрого в троице славимого бога нашего милостию,  нашего царского
величества бояре и воеводы, и всякие ратные люди наш царствующий град Москву
от польских и от литовских людей очистили, и из Московского государства всех
польских и литовских людей выбили,  и городы все от них,  злодеев, очистили,
которые были поймали в  смутное время за крестным целованием.  А  на великих
государствах на Владимерском и  на Московском и  Новгородцком и  на царствах
Казанском и  Астраханском,  и  на  Сибирском,  и  на всех великих преславных
государствах Росийского царствия по  божьей  милости  и  по  племяни великих
государей Росийских,  и  по  избранью и  по челобитью всех людей Московского
государства,  мы,  великий государь царь и  великий князь Михайло Федорович,
всея Русии самодержец,  и  венчались царским венцом и  диадемою по  древнему
нашему царскому чину и  достоянию.  И  послали есмя к  тебе государство наше
обестити посланника своего  Михайла  Никитича Тихонова да  подьячего Алексея
Бухарова, и чтоб меж наших государств торговым людем дорога отворена была по
прежнему обычаю...
                                          Писано в государствия нашего дворе
                                                в царствующем граде Москве".

     Шах  Аббас взял грамоту и  передал низко склонившемуся Караджугай-хану,
который, в свою очередь, передал грамоту низко склонившемуся толмачу.
     После  преподношения подарков  царя  Михаила  Романова  шаху  Аббасу  -
собольих  мехов,  внесенных в  шатер  стрелецким сотником,  -  Тихонов  ждал
дипломатического вопроса шаха о  здоровье Михаила Федоровича.  Но шах Аббас,
равнодушно приняв  подарки,  о  здоровье не  спросил и  выжидающе смотрел на
посла.
     Тихонов и бровью не повел, а повел речь от Михаила Федоровича. Тяжелыми
словами  посол  обрисовал  устойчивое  положение  Русии,  особенно  подробно
остановился  на  изгнании  поляков.   "...И  божиею  милостию,  и  пречистые
богородицы молитвами Московского государства воеводы  сошлись с  королем под
Волоком Ламским,  от Москвы за девяносто верст, и польского короля побили, и
многих живых поймали,  и наряд взяли.  И король с того бою побежал с великим
страхом и з бесчестьем".
     Шах,  не  изменяя  выражения лица,  внимательно слушал  персидскую речь
толмача  Герасимова и  уже  пожалел,  что  не  спросил  о  здоровье  Михаила
Федоровича.
     Он как бы невзначай положил на колено левую руку.
     На  среднем пальце сверкал "царь  царей" -  черный карбонат величиною с
орех,  фамильная  драгоценность Сефевидов,  известная странам  европейским и
даже Поднебесной империи.
     Послы с трудом отвели глаза,  боясь выдать свое неуместное в посольском
деле восхищение.
     Как бы в  ответ на карбонат Тихонов,  осведомленный о  присылке шахом в
Астрахань к атаману Заруцкому купца Муртазы, подробно описал взятие воеводой
князем  Иваном  Никитичем Одоевским Астрахани,  пленение "Ивашки Заруцкого и
Маринки  с  сыном  вороненком",  и  позорный пригон  их  на  московский двор
государя.
     - "...И ныне божиею милостию,  а нашим царьским счастьем,  Астраханское
государство под  нашею царьскою высокою рукою по  прежнему и  хотим с  вами,
братом нашим,  Аббас-шаховым величеством,  в братственной крепкой дружбе и в
любви быти мимо всех великих государей", - закончил Тихонов.
     Шах Аббас,  не выдавая своего неудовольствия,  продолжал снисходительно
улыбаться, но уже жалел, что заставил ждать послов не четыре часа, а шесть.
     Как  искусно  шах  ни  скрывал свои  мысли,  Тихонов с  удовлетворением
заметил тень на лице шаха и решил,  не откладывая, отплатить за "бесчестие