лонился к Паата, будто показывая ему стрелу, и шепотом
произнес:  - Я всегда буду помнить, что моя мать - грузинка... В тихие ночи,
когда  нас  слушали только ветерок и  мерцающие звезды,  моя  мать  Тинатин,
прекрасная из  прекрасных,  нашептывала мне  сказание о  Гурджистане...  Мой
Паата, я люблю твою страну, так хочет мое сердце, так хочет моя мать.
     - Повелитель  моих  дум  и   чувств,   благороднейший  из   благородных
Сефи-мирза,  мысли и  руки Паата крепли в  твоей изумительной стране.  Пусть
аллах и мой бог Иисус помогут мне дожить до времени, когда ты скажешь: самый
преданный мне слуга - князь Паата Саакадзе.
     - Мудрый из  мудрейших Паата,  здесь,  на  границе наших  земель,  тебе
говорит Сефи-мирза:  самый преданный друг у князя Паата Саакадзе - смиренный
Сефи-мирза.
     - Дозволь мне не  словами,  а  жизнью ответить тебе,  как глубоко мне в
сердце проникли возвышенные чувства прекрасного Сефи-мирзы.  Если моя судьба
даже на цепи висит на моей шее,  я  сумею повергнуть ее к твоим стопам...  Я
пойду сражаться с врагами твоей и моей родины и если, иншаллах, вернусь...
     - Увы,  мой храбрый витязь,  ты не пойдешь сражаться так же, как и я, -
мой   грозный  повелитель  шах  Аббас  оставляет  нас  в   Гандже  вместе  с
Хосро-мирзой охранять границы от возможных вторжений турок.
     Сефи  посмотрел на  вздрагивающие ноздри  Паата.  "Бедный мой  друг,  -
подумал Сефи,  - твоя судьба, как и моя, висит на мече грозного повелителя",
- но вслух он сказал:
     - Не печалься,  мой отважный друг, может, и лучше тебе не участвовать в
этой войне...  Моя  мать говорит...  -  Сефи-мирза поспешно оборвал речь.  -
Слышишь,  флейта играет.  Пойдем,  повелитель Ирана проснулся,  и  мы сумеем
присутствовать на приеме русийских послов.
     "Странно,  -  думал Паата,  спускаясь к шатрам,  -  никогда не замечал,
чтобы у Сефи дрожали руки и глаза покрывались блестящей влагой...  Неужели я
не увижу Картли? Не увижу мою мать Русудан, прекрасную из прекрасных?"
     На спуске юноши остановились.  Сефи-мирза чуть отошел и скромно опустил
глаза.
     Магометанин не  должен смотреть на  чужую жену.  И  хотя Сефи-мирза был
проникнут чувством высокой любви  к  Хорешани за  дружбу ее  с  Тинатин,  за
веселый смех и еще за Паата,  которому она сейчас заменяет мать, - он стоял,
опустив глаза, в почтительном молчании.
     - Я видела,  мои мальчики,  сколь ловко вы истребляли птиц,  и пожелала
вам с такой же ловкостью попадать в ваших врагов.
     И  Хорешани  нежно  потрепала  по  щеке  Паата.   Она  с  удовольствием
приласкала бы и  Сефи-мирзу,  сына любимой Тинатин,  но это может навлечь на
него неудовольствие правоверных,  а  царевичу предстоит царствовать в Иране.
О, скорей бы такое случилось.
     - Наши враги - твои враги, дорогая Хорешани... Да, знаешь, я не поеду с
отцом в Картли. Увидишь мою мать, расскажи о любви Паата к ней.
     - Расскажу,  мой Паата,  только думаю,  и  ты  скоро увидишь прекрасную
Русудан.
     Хорешани уже знала об  оставлении Паата заложником,  но  она не считала
нужным выдавать переживаемое ею волнение.
     И, желая развеселить юношей, лукаво сказала:
     - Воины должны быть бесстрашными, иначе их место займут дочери утренней
звезды и не споют им песню.  Что?  Вы не знаете их песен?  Хорошо, мальчики,
послушайте.
     И Хорешани насмешливо запела:

                На руках мужчин младенцы,
                Опускают их в лохани,
                Моют, ищут полотенца,
                На овечьей шерсти в стане

                Сушат, хоть от смеха рухни,
                Но мужчинам не до смеха,
                Их удел - царить на кухне,
                Женщины для них помеха.

                Чистят кувшины от грязи,
                Медь котлов, за пылью рыщут,
                Лаваши пекут в дарбази,
                На мангалах портят пищу.

                Не во сне ль такое снится?
                В явь сквозь пар и чад поверить?
                Недощипанные птицы
                В суп летят, за ними перец.

                От мужчин остались хлопья,
                Дочери же звезд небесных
                Разбирают ловко копья,
                Скачут на конях чудесных

                В обнаженном дерзком виде,
                Голоса, как чары, звонки...
                Вот как правили в Колхиде
                Сильным полом амазонки.

     - Дорогая Хорешани, если только доблесть нужна женщинам, моего высокого
друга Сефи-мирзу будут сжимать в объятиях все дочери утренней звезды.
     - Мой  высокий друг  Паата,  не  отягощай изящные ушки  ханум  Хорешани
несбыточными мечтами,  ибо,  пока красавцу Паата не минует сто двадцать лет,
никто не взглянет на невзрачного Сефи-мирзу.
     Хорешани расхохоталась:
     - Завтра,  мой Паата,  расскажешь мне, кто из вас остался победителем в
словесном поединке.
     И   Хорешани,   вероятно  желая   поскорее  освободить  Сефи-мирзу   от
стесненного положения,  стала подыматься по тропинке.  Песня для юношей! Лет
через десять она спела