ему к Стамбулу.
     Могущественная  Русия   сейчас  оказывает  сильную  помощь  Черкесии  и
Кабарде. Кахетинское царство еще при деде Теймураза, царе Александре, начало
переговоры с царем Русии.  И теперь Кахети, начиная кровавую войну с Ираном,
должна  просить Русию  направить против Шамхалата черкесских и  кабардинских
князей.
     Луарсаб,  осведомленный  Шадиманом,  напомнил  совету:  Шамхалат  давно
чувствует угрозу Русии и  хотя внешне поддерживает посольские отношения,  но
все больше тянется к Турции.

     - Русия  тоже  неплохо  действует,   задабривает  шамхала  подарками  и
обещаниями и  совсем не ради выгод Кахети думает проглотить шамхала вместе с
его царством, - сказал Шадиман.
     - Русия  несет  сияние  святого креста  в  царство неверных,  а  против
Шамхалата замышляет,  дабы  ослабить врага  всего христианства -  Турцию,  -
строго произнес митрополит.
     Теймураз погладил круглую черную бородку и упрямо повторил:
     - В Русию нужно отправить посольство.  Отцы церкви и доблестные князья,
настал час: все христианские цари должны объединиться в великий христианский
союз.  Только такой союз может устрашить шаха и  султана,  и неверные псы не
посмеют больше вторгаться в  пределы христианских царств.  Как могли столько
времени терпеть?  Разве древние цари  нам  не  в  пример?  Не  раздоры ли  и
гордость  погубили  многие  христианские царства?  Разве  греческие цари  не
уверяли горделиво -  мы  никого не боимся?  А  османы взяли Константинополь,
надругались над  монастырями и  обратили церкви  в  мечети.  Не  печальна ли
участь  разоренных  греческих  царей?  Так  почему  же  медлят  христианские
царства? Спасение от мусульман в великом христианском союзе.
     - Кто может оспаривать твою мудрость,  царь Теймураз, но когда на охоту
спешишь,  не время чистить цаги.  Надо воспользоваться помощью, предлагаемой
Османским государством,  -  сказал  мягко  Шадиман,  со  скрытой  неприязнью
поглядывая на полурусский наряд Теймураза.
     Кахетинские князья поддержали Шадимана и осторожно советовали Теймуразу
попытаться  предотвратить столкновение  с  шахом  Аббасом,  предложив  персу
ежегодную дань.
     Теймураз поднялся,  от  возмущения белое  лицо  его  покрылось красными
пятнами:
     - Разве мои сыновья и мать,  царица Кетеван, плохая дань?! Но шах опять
требует дань,  и  не шелком и золотом,  а...  -  и Теймураз прочел последнее
послание шаха.
     В наступившей тишине, точно раскаленные стрелы, падали слова:
     - "...в преданности твоей не сомневаюсь.  Ты пожертвовал своими детьми,
приди и ты, почтись дарами и возвращайся на мирное царство..."
     Покои   Теймураза   огласились   возмущенными   криками   и   угрозами.
Всполошились князья и духовенство:  "Что, если за истреблением царской семьи
последует  истребление  всех  кахетинских  князей?"  Перебивая  друг  друга,
кричали о  мести,  об  изгнании из  Кахети  всех  мусульман,  о  беспощадном
истреблении кизилбашей, и еще о многом кричали охваченные тревогой князья.
     Луарсаб поднял руку.  На его молодом лице отражалось столько внутренней
силы, что невольно и молодые и старые смолкли.
     Луарсаб коротко сказал:
     - В подлости шаха не следовало сомневаться, и сейчас - время меча, а не
слов.
     На  другой день Луарсаб и  Теймураз двинули войска к  границе.  Луарсаб
расположил картлийские дружины на  левом  берегу реки  Иори,  около  селения
Мукузани...  Здесь быстро росли завалы и  укрепления,  делающие непроходимой
лесную дорогу, ведущую из владений Ирана в Кахети.


ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

     Против "Зеленой" мечети, украшенной изразцами и арабскими надписями, на
бугре,  заросшем кустарником,  стояли двое юношей в богатых одеждах: царевич
Сефи-мирза  и  Паата Саакадзе.  Они  целились в  пролетающих птиц  и  громко
радовались меткости своих стрел.
     На   почтительном  расстоянии,   у   плетней,   за   которыми  тянулись
виноградники,  гранатовые деревья и айва, стояли телохранители Сефи и Паата,
среди них верный Арчил.  Телохранители сдержанно,  но с  расчетом на хороший
слух   юношей,   восхищались  ловкостью  Сефи-мирзы,   наследника  иранского
престола, и князя Паата, сына сардара Саакадзе.
     С  некоторых пор между Сефи и Паата возникла тесная дружба,  поощряемая
шахом Аббасом.  Юноши еще не были тверды в  политике и выражали своя чувства
открыто и искренне.
     - Думаешь ли ты,  мой друг Паата, что если простоим здесь до вечера, то
все бугры будут покрыты птицами, пронзенными твоими стрелами?
     - Я  думаю,  мой высокий мирза,  что если я  сейчас уйду,  то все равно
ганджинские бугры  будут  покрыты птицами,  пронзенными стрелами Сефи-мирзы,
прекрасного, как луна в четырнадцатый день его рождения.
     - Дозволь  заметить тебе,  мой  друг  Паата,  у  Сефи-мирзы  никогда не
загорятся глаза при виде плодов чужой доблести, ибо сказано - умей гарцевать
на своем коне.
     - Разреши и мне сказать, благородный Сефи-мирза: есть всадники, которым
принадлежат все кони. А будущему "льву Ирана"...
     Сефи-мирза поспешно обнял Паата и испуганно обернулся на слуг.
     - Мой Паата, у каждого судьба висит на его шее. Да живет мой всесильный
повелитель,  "лев Ирана",  пока не  исчезнут во  вселенной луна и  солнце...
Но... - Сефи близко с