тевшие дружинники.  Он круто повернулся,  бегом
бросился к опочивальне Тэкле и, не помня себя, забарабанил в дверь.
     Наконец вышла,  цепляясь за стену, Вардиси с темным отсветом на щеках и
желтыми белками глаз.
     "Тоже усыпили", - с нарастающим ужасом подумал Датико.
     - Где царица?!
     - Спит,  наверно,  вчера долго молилась,  -  вяло прошептала Вардиси и,
держась за стену, пошла в опочивальню.
     За ней бросился Датико. И хотя уже был подготовлен к чему-то страшному,
но, найдя опочивальню пустой, он, теряя рассудок, полез на стену и грохнулся
на пол вместе с сорвавшимися тяжелым ковром и светильниками.
     Датико  услышал дикий  вопль  Вардиси.  Больше  он  ничего  не  помнил.
Обезумев,  бросался из  комнаты в  комнату,  опрокидывая все попадавшееся на
пути.
     В замке поднялась суматоха.  Гулко звенел серебряный шар,  сзывая слуг.
Тревожной дробью  надрывался сигнальный барабан.  Звеня  копьями,  бежали по
сводчатым переходам копьеносцы.  Метались женщины, они рвали на себе волосы,
и их вопли сливались с тяжелыми ударами колокола.  Конюхи седлали коней.  По
каменному двору носились, словно одержимые, нукери.
     Датико  растерянно  стоял  перед  фаянсовым  кувшином  с  ярко-красными
цветами.  Он машинально опустил руку в кувшин и, зачерпнув воды, прикладывал
ко лбу трясущуюся ладонь.
     Мариам  с  распущенными  волосами  кричала  на  ошеломленного  царевича
Кайхосро:
     - Где был?! Почему проспал?! Значит, никому нельзя доверять?!
     Накричавшись до хрипоты,  она приказала созвать всех, но в Метехи почти
никого не оказалось.
     В ужасе перед гневом Луарсаба,  придворные, на ходу одеваясь, бросились
к коням, носилкам и арбам. Слуги в панике, как попало, кидали в арбы одежду,
подушки,  бурки.  И,  взгромоздившись на  поклажу,  нещадно хлопали длинными
бичами.  Зараженные общим страхом,  князья, с разбегу без стремян вскочив на
коней, мчались из замка.
     Мариам высказала предположение: может, кроткая царица потихоньку уехала
в Ананури повидаться с княгиней Русудан, недаром и Зугза исчезла.
     Кайхосро и Газнели,  несмотря на ее нелепость, ухватились за эту мысль,
как утопающие хватаются за ветку,  и  тотчас к Эристави Арагвским был послан
скоростной гонец,  от которого Керим,  находившийся в  Ананури,  и  узнал об
исчезновении Тэкле...
     Напрасно  копьеносцы обшарили  весь  замок.  Напрасно  с  привязей были
спущены ищейки.  Напрасно Вардиси с исцарапанным лицом и в изодранной одежде
металась по  залам.  Напрасно придворный священник устроил вокруг  метехской
церкви крестный ход с иконою великомученицы Шушаники. Все было тщетно.
     Два  копьеносца в  отчаянии  бросились с  метехской башни.  Разлетелись
брызги,  окрасился камень,  заколебались круги,  и  снова  понесла в  Каспий
темные воды вечно сумрачная Кура.
     Датико хотел  последовать примеру копьеносцев.  Он  вбежал не  площадку
самой  высокой башни  и  вдруг  остановился у  зубчатой стены.  Его  взгляд,
скользнув по Тбилиси,  застыл на ганджинской дороге,  по которой вчера уехал
царь:  "Без меня,  -  подумал Датико,  -  князь Баака никогда не  нападет на
верный след".
     Датико хотел уже выехать к  Ломта-горе,  но Кайхосро запретил кому-либо
покидать замок до возвращения гонца из Ананури.
     Ночью,  тайно  оседлав коня,  Датико с  помощью Арчила покинул Метехи и
скрылся в надвигающейся мгле...


ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

     Садразам Осман-паша,  верховный везир султана Ахмеда Первого, обдумывал
предложение  картлийских послов,  перебирая  четки,  сделанные  из  толченых
лепестков роз.  Он  сидел на широкой террасе "Багдадский киоск" и  холодными
глазами созерцал холмы и  дворцы Перы и  голубой Босфор,  видимый до  дворца
беглербеги.
     Внизу шумели морские волны, убаюкивая мысли...
     Осман-паша  был  доволен своей  судьбой:  он,  первый  везир  Османской
империи,  пользуется доверием султана,  и в приемной -  "раз одасы!", обитой
атласом и  украшенной жемчугом,  его встречают завистливые глаза и  льстивые
речи.
     Он  надменно  погладил желтые  усы  и  поднес  к  острому  носу  четки,
сохраняющие нежный запах роз.
     Султан Мехмед ввел  моду  на  розовые четки.  Для  него  толкли розы  в
золотой ступке,  для  его  гарема  ткали  особые ковры,  для  его  тщеславия
возводили  красивые  мечети,   но   лучше  бы  султан  умел  владеть  саблей
полководца.  При этом затуманился полумесяц.  И теперь Осман-паше приходится
развязывать сложные узлы.  Впрочем, и султан Ахмед тоже ослеплен собственной
гордостью.  Он вообразил себя полководцем,  отстранил от войск боевых пашей,
пошел против Ирана и отдал собаке - шаху Аббасу - Тебриз, Ереван и Багдад.
     Кого  может  удивить  расточительность "большого сераля",  поглощающего
море золота?  Но султан Ахмед постарался удивить вселенную.  О аллах, на что
ему столько жен, если он с трудом с тремя справляется!
     И Осман-паша рванул крупную четку.
     Полюбовавшись фрегатом, легко разрезающим голубые волны и повернувшим в
Золотой Рог,  Осман-паша  снова развернул послание Шадимана,  переданное ему
сегодня в диван-зале послами Картли, князьями Джавахишвили и Цицишвили.

     "Высокий везир,  удостоенный доверия хранителя сабли Османа, властителя
турок, блистательного султана Ахмеда!
     На свете четыре дороги, все они ведут в Стамбул - средоточие счастья.
     Ты -  да хранит аллах твое имя!  -