Выехав  из  Ничбисского  леса,   Квливидзе  предложил,   для  усыпления
подозрительности лазутчиков Шадимана,  отправиться в  Телети и приложиться к
иконе и мощам святого Георгия.
     В  ближайший приезд Керима в  Тбилиси дед Димитрия и  Горгасал передали
ему для Георгия тайное послание азнауров.
     Азнауры  сообщали  Саакадзе  о  своих  ударных  действиях и  готовности
княжеских,  царских и  церковных крестьян по  первому зову  стать под  знамя
Саакадзе.
     Крестьяне  еще  больше  уверились  в  прочности обещаний,  когда  стали
получать оружие для надвигающейся борьбы.
     Ждали возвращения Георгия Саакадзе.

     Уже  совсем  стемнело,  когда  арба  повернула к  лесистым предгорьям и
въехала в Ничбисский лес.
     Дед Димитрия,  соскочив с арбы,  остановил буйволов. Горгасал, подражая
оленю,  призывно крикнул.  Из леса послышался ответный олений крик. Вскоре к
арбе приблизились пять крестьян в заплатанных чохах.
     Сердечно поздоровавшись со стариками,  крестьяне,  поспешно сняв с арбы
вьюки, перенесли оружие в Медвежью пещеру, закрытую камнями и кустарником. В
Медвежьей пещере  хранилось много  оружия,  но  об  этом  знали  только пять
крестьян  -  выборные  от  деревень Ахал-Убани,  Дзегви,  Ниаби,  Гракали  и
Цители-Сакдари.
     Дед  Димитрия зорко  следил,  как  крестьяне заносили в  пещеру вьюки и
опускали в глубокие ямы, выложенные сухим хворостом.
     И  только когда ямы завалили грудой камней,  дед вернулся к  арбе,  где
Горгасал уже распрягал измученных буйволов.
     Расстелив бурку, дед достал из арбы хурджини, вынул жареное мясо, чурек
и бурдючок с вином из "Золотого верблюда". Он бросил на бурку пучки зелени.
     Костер  осветил  суровые лица.  Взметнувшееся пламя  придавало деревьям
причудливые очертания.
     Вскоре наполненная медная чаша пошла по кругу. Молодой гракалец, подняв
чашу,  пожелал  здоровья всему  грузинскому крестьянству и  выпил  за  время
освежающего дождя, время Георгия Саакадзе.
     Потемневший лес,  казалось, еще плотнее придвинулся к Медвежьей пещере.
Где-то под тяжелой поступью потрескивали сухие ветви. Доносилось беспокойное
урчание, писк и с дерева - тревожное хлопанье крыльев ночной птицы.
     Загнав  буйволов в  пещеру и  последовав за  ними,  крестьяне разложили
бурки и,  подложив под голову кто папаху,  кто башлык,  а кто просто камень,
тотчас заснули.
     А  когда  косой луч  солнца скользнул по  колючей лапе  сосны,  вход  в
опустевшую пещеру был завален камнями и кустарником.
     Вниз по дороге спускалась арба.
     У  горного  родника  старики  напоили буйволов и  сами  с  наслаждением
прильнули к  ледяной струе.  Нацедив опустошенный ночью бурдючок,  бросили в
арбу и вытянулись на соломе, предоставив буйволам самим добираться до Носте.
     - Керим тоже,  наверно,  сейчас далеко от Тбилиси,  -  улыбаясь, сказал
дед.
     Старики и не подозревали,  что Керим,  доехав до первого караван-сарая,
переоделся в  заплатанную одежду,  вымыл лицо и  руки шафраном и  погонщиком
верблюдов богатого купца из Решта вернулся в Тбилиси.


ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

     Луарсаб внимательно выслушал Шадимана. Кровавые замыслы шаха Аббаса? Но
царь  Картли давно был  подготовлен к  ним.  Мстительные планы Саакадзе?  Но
разве  кто-нибудь  верил  смиренному желанию  изгнанника навсегда остаться в
Иране? Еще смешнее думать, что опытный полководец спокойно вернется в Картли
и  с  удовольствием сядет в  подземелье или  даст  себя  растерзать князьям.
Охранная грамота от  шаха Аббаса?  Но разве грамота спасает от кинжала из-за
угла?  Или от  индийского яда,  подмешанного в  вино из собственного марани?
Значит, война? Но надо всеми средствами оттянуть время.
     Луарсаб  пригласил  католикоса,   вызвал  из   Кватахевского  монастыря
настоятеля Трифилия,  из Шио-Мгвимского монастыря отца Доментия. И церковный
синклит,  мирясь с неизбежностью, постановил предотвратить войну разрешением
на брак Натиа с царем кахетинским Теймуразом.
     Луарсаб,  по  совету Шадимана,  решил использовать свадьбу для  тайного
военного совещания.  Вскоре по дорогам Картли мчались почетные гонцы к царям
и владетельным князьям Грузии.
     Тэкле вчера выдержала сильное искушение.  Настоятель Трифилий привез от
Русудан пожелание долгих  лет  царствования Луарсабу и  Тэкле.  Взволнованно
слушала Тэкле о втором сыне Георгия, красавце Автандиле, которого она помнит
веселым мальчиком,  гоняющимся за  голубями,  о  сыне  Иораме,  о  серьезном
Бежане,  изучающем науку о звездах,  о красивой дочери Маро,  носящей имя ее
кроткой матери.  Еще  о  многом рассказывал отец  Трифилий вкрадчивым мягким
голосом.
     Тэкле  осторожно кончиком ленты  вытерла  затуманенные глаза.  С  какой
радостью она  выплакала бы  на  груди Русудан слезы,  накопленные за  долгие
годы!
     Но  нет!  Нет!  Она царица и  должна помнить,  что брат ее изменил царю
Картли.  Она  хорошо поступила,  отказавшись вчера  от  предложения Луарсаба
поехать гостить в Ананури.
     Тэкле вспомнила,  как  все проклинали Георгия после побега его в  Иран.
Княжеские замки кипели злобой против "изменника".  Особенно,  когда от  шаха
Аббаса приехали послы  с  грозным предупреждением:  брат  царицы карт