хана,  не  сидят  кизилбаши.
Прикрытый  медной  чашей,   горит  светильник,  бросая  красные  отсветы  на
потемневшее лицо Георгия.
     - Помните,  друзья,  малейший промах -  и  конец Грузии.  Истребление и
разорение народа достигло предела. Нет царя, нет единого войска, нет страны.
Предстоящая битва  или  продолжит  историю  картвелов,  или  прекратит жизнь
Грузии.
     - Нет,  Георгий,  пусть было Упадари,  но будет и Мухранская долина,  -
сдержанно ответил Даутбек.
     - Против нас,  -  понизил голос  Георгий,  -  многочисленные персидские
полчища.  Наше превосходство -  внезапность и  стремительность.  Первый удар
нанесем в долине Сапурцлийской.  Карчи-хан,  конечно,  бросится к Мцхета, на
соединение с Исмаил-ханом.  Необходимо,  спасая Тбилиси, отбросить персов от
моста.  Тогда они,  минуя город,  повернут к  Иори.  Оставленных сарбазов на
правом берегу Ксани должны уничтожить хевсуры и  пшавы.  Сарбазов у  горного
леса  поручим Нодару Квливидзе -  давно рвется в  бой.  Мцхетский мост будет
защищать сам Квливидзе.
     Георгий поднялся,  надел шлем и  меч.  Он  просил "барсов" не рисковать
попусту и  не  увлекаться пылом  сражения.  Такая роскошь не  для  ближайших
помощников  Саакадзе.  "Барсы"  должны  помнить:  дело  освобождения  родины
находится сейчас в их руках.
     - Карчи-хан  думает  -   мы  в   сладком  неведении  о  его  сговоре  с
Пеикар-ханом.  Но Эрасти сегодня выследил тайного гонца.  Пусть ханы думают,
что обманули нас, это полезно для завтрашнего дня.
     Георгий направился к  выходу.  Дато  и  Дмитрий снова убеждали Саакадзе
поручить им встречу с  Квливидзе,  а  самому хотя бы немного отдохнуть перед
трудным утром.
     Усмехнулся Георгий и откинул полу шатра.  Стража не удивилась, увидя на
коне  Саакадзе.  Большой сардар любил  ночью  объезжать стан  и  осматривать
дороги,  так он  делал не  раз в  войнах с  османом.  Не удивились и  выезду
"барсов",  ибо  и  минбаши любили ночью  проверять окрестности.  Конечно,  и
копыта коней перевязаны из  предосторожности.  Вот  храбрые минбаши по  двое
разъехались в разные стороны долины.
     Георгий,  Дато,  Димитрий и Эрасти углубились в лес. В этот миг Георгий
сжег мост, соединяющий его с Ираном. Отбросил, словно отрубил мечом, мысли о
Носте, о Русудан, о сыновьях. Одна мысль владела Георгием - вдохнуть жизнь в
омертвевшее сердце Картли.
     Темные заросли вплотную надвинулись на тропу.  Из глубины балки повеяло
ночной свежестью.  В  густо-синем небе чернели грани вершин.  Здесь укрылось
ополчение Ничбисского леса.
     Кто-то схватил под уздцы коня.  Всадник в  серой броне тихо проговорил:
"Сакартвело".  Из  темноты  вынырнула  палка  с  нанизанными  светлячками  и
осветила лицо Саакадзе.
     - Победа! - прошептал голос.
     - Победа!  -  ответил  Георгий и,  соскочив с  коня,  обнял  Квливидзе.
Зашуршали ветви.  Надвинулись темные  тени.  Приглушенный рокот  пронесся  и
смолк.
     Изумился Георгий: перед ним Гуния и Асламаз. Они скрывались от Шадимана
у  казаков на  Тереке и  в  Имерети.  Они горели местью к  персам и  просили
Георгия забыть их недомыслие и снова считать их в союзе азнауров.
     - Теперь  не  время  вспоминать ошибки,  -  сурово  ответил  Георгий  и
подозвал Нодара.
     Совещались недолго. Азнауры быстро поняли своего предводителя.
     - Будет сделано, батоно, - тихо сказал Нодар и бесшумно повел дружину к
горе Трех орлов.
     Квливидзе с  азнаурами и  ополчением двинулся сквозь  лесные  заросли к
Мцхетскому мосту. Гуния и Асламаз направились к узкой лощине.
     Лес  наполнился шорохом.  В  ночной  мгле,  сдавливая долину,  неслышно
надвигаются темные валы. Перекатываются через бугры, лощины, балки. Упали за
выступы, и снова тишина.
     Затрещали  в  оврагах  сухие  ветки,   стукнулся  покатившийся  камень,
посыпалась земля. Ближе подкрадываются мохнатые папахи, упали за кустарники,
и снова тишина.
     В серых сумерках расплывался стан. Крупная роса блестела на листьях. Ни
дуновения ветра.  Ни  взмаха крыла.  Только осторожный стук  копыт.  Георгий
подъехал к шатру. Эрасти бесшумно расседлал Джамбаза.
     На  мохнатую бурку,  не  раздеваясь,  легли Георгий,  Дато и  Димитрий.
Эрасти положил под голову Георгия седло и растянулся у порога.
     Но кто мог заснуть в такую ночь? Тревожило томительное ожидание. Придут
до рассвета грузины или...  Георгий вскакивал, откидывал полу шатра, острыми
глазами вглядывался в густую мглу.
     Но молчали темные отроги,  сквозь разорванные облака искрились холодные
звезды, и только в молодой траве стрекотал кузнечик.
     Георгий опускался на бурку, привычно прислонялся к седлу.
     Неясный шорох.  В  шатер проскальзывали силуэты и  шептали:  "Не  идут,
батоно..."
     Стан  проснулся рано.  Сарбазы нехотя чистили коней.  В  желтых лужицах
блестело солнце.  На  кострах варили рис,  жарили мясо.  Сигнальщики чистили
флейты. На реке стирали вещи. Кто-то купался.
     Рябой онбаши,  сидя на  барабане,  пробирал сарбаза за  плохо сваренный
кофе.
     Саакадзе в кольчуге ходил с "барсами" по стану,  поглядывая на вершины.
Он мельком взглянул на дергающиеся усы Димитрия, на потемневшие глаза Дато.
     - Скоро,  -  сдавленно бросил Георгий, - Эрасти, держ