ли.
     И  сейчас,  сидя  против  Симона,  Шадиман  восхищал его  занимательным
описанием вчерашних событий на майдане.
     - Так,  мой царевич,  это шестая смута за год.  Очевидно,  Андукапар, к
неудовольствию Гульшари,  слишком много думает ночью, потому встает с пустой
головой.  При таком пробуждении с какого бока к царю ни подлезай,  все равно
не поймаешь корону.
     - Но, дорогой князь, отец только Андукапару доверяет.
     - Царь Баграт - да живет он вечно! - никому не доверяет.
     - Но Андукапару?
     - Это все равно, что никому.
     Симон расхохотался,  задорно покрутив красный ус.  Он  не устоял против
последней персидской моды:  обрил голову,  оставив на макушке пушистый пучок
волос,  сбрил левый ус  и  выкрасил пучок волос и  правый ус в  ярко-красный
цвет.
     Шадиман целый день избегал Симона, боясь разразиться смехом, а к вечеру
изысканно похвалил перемену:  именно  только этого  не  хватало царевичу для
сходства с настоящим витязем.
     О  событиях  на  майдане  Шадиман  рассказывал  Симону  недаром.  Такие
скандалы  вредны  царю.  Никогда  в  бытность Шадимана правителем Картли  не
случалось подобного позора.
     - Теперь во  всех грузинских царствах смеются над бессилием Баграта.  В
Стамбуле тоже проведают:  как  раз накануне драки пришли в  Тбилиси турецкие
караваны.  В  Исфахане,  конечно,  еще раньше узнают,  -  лазутчики Саакадзе
донесут...  Нехорошо,  царевич, когда у царя плохие советчики. Царский венец
не прирастает к голове, нельзя позволять дерзким толкать корону.
     Шадиман подсунул мысль Симону вмешаться в  это  дело и  учинить суд над
зачинщиками.  Если  так  пойдет дальше,  купцы  побоятся приводить караваны.
Торговля плоха -  казна царская пустует.  А  если  безнаказанно оставить,  и
амкары перестанут торговать.  А  нет торговли -  нет иноземных купцов и  нет
Тбилиси. И потом без богатых караванов не достанешь и бархат на куладжу.
     "Бархат нельзя достать?!" Симон решил вмешаться.
     Шадиман  знал,   такое  вмешательство  не  понравится  ни  Баграту,  ни
Андукапару с  Гульшари.  Произойдет крупная ссора.  Но  Баграт  ухватился за
мысль учинить суд  над  амкарами.  Ведь этим он  угодит Исмаил-хану,  а  тот
сообщит шаху о преданности Баграта, защищающего интересы мусульман.
     Конечно,  амкары  будут  возмущены,  что  судят  только  их.  Разве  не
мусульмане первые  затеяли ссору?  А  товаром,  деньгами и  людьми разве  не
одинаково потерпели?  Ненависть к  Баграту -  главный успех  дела  Шадимана.
Саакадзе тоже не смолчит,  с амкарами у него неразрывная дружба. Он поспешит
убедить шаха во вредных действиях Баграта.
     Главное  -   натравить  всех  друг  на  друга,   тогда  годы  в  месяцы
превратятся.
     Мысли  Шадимана оборвал  приезд  Трифилия.  Наблюдая,  как  Трифилий со
свитой монахов и  дружинников въехал в  ворота,  Шадиман подумал:  "Наверно,
монахи тоже под рясами кинжалы прячут.  Этих разбойников я бы не хотел ночью
встретить".
     - Трифилий приехал не к Баграту,  а к царице Мариам, - заявил вбежавший
чубукчи.
     Симон и Шадиман довольно улыбнулись.
     Сколько слез  пролила Мариам,  рассказывая Трифилию о  своих  мелких  и
крупных обидах!
     Внимательно слушал  Трифилий,  он  еще  вчера  принял решение водворить
Мариам  к  царю  Имерети.  Раньше всего  это  божье  дело:  приютить гонимую
Багратом старую царицу.  Потом Мариам будет укором царям, и если поумнеет, а
она  должна  поумнеть,  то  сдружится с  царицей Тамарой.  Они  вдвоем много
сделают,  ибо  сказано:  "Там,  где  женщина потянет,  семь пар  буйволов не
вытянут".
     Трифилий наконец прервал потоки слез и слов:
     - Ты, царица, можешь вернуть свой блеск только с возвращением Луарсаба.
Тогда  отомстишь  сторицею.  Но  осторожно  действуй,  не  сразу...  Сначала
подружись с  Тамарой Имеретинской,  потом  неотступно проси  царя  Георгия о
посольстве в  Русию.  Только русийский царь  может  настоять перед  шахом на
возвращении Луарсаба. В Картли Багратом никто не восхищен. Церковь тоже тебе
поможет.  Я святейшему католикосу сегодня утром говорил. В Имерети поедешь в
сопровождении пышной  свиты  из  духовенства и  охраны  Мухран-батони.  Буду
просить князя.  Золото и драгоценности церковь даст.  Говорят, Гульшари тебя
совсем  ограбила?  Кисеты  с  золотом  от  Кватахевского монастыря получишь.
Помни, приедешь в Кутаиси, щедро на церкви жертвуй. Опять же свой дом строй,
но медленно, надо год гостить у имеретинского царя. Поедешь богатой царицей,
и цари и духовенство с уважением будут слушать. Аминь!
     Прощаясь, Трифилий обещал еще в этом месяце вывезти ее из багратовского
ада и  направить на  путь истины.  Но  если не  хочет повредить себе,  пусть
упорно молчит.
     Мариам  покрыла волосы  хной,  надела  яркое  платье.  Горе  многому ее
научило,  она сумеет быть приятной,  сумеет просить за сына! Перед Луарсабом
грешна,  перед Тэкле тоже.  Но сатана потерял над нею силу. Вернуть! Вернуть
Луарсаба!  Тогда она не  только наступит на  уродливую ногу Гульшари,  но по
одному волосу вырвет ей косы.
     Баграт возмущен. Он сразу почувствовал в приезде Трифилия недоброе.
     - Два  года  избегал хитрого монаха,  -  кричал Баграт,  -  как  посмел
прибыть без моего приглашения?!
     - Посмел, отец, раз более трех часов сидит у проклятой совы, - ответила
Гульшари.
     - Может,  от  Луарсаба известие получил,  может,  Луарсаб бежал?  -  не
меньше Баграта волновался Андукапар.  - Может, прямо пойти и спросить, зачем
п