жаловал?
     - Монах скажет - исповедовать царицу. Разве можно запретить сове беседу
с  духовным отцом?  И  так церковь на  нас косится,  хочешь совсем испортить
отношения? - прикрикнула на мужа Гульшари.
     Но  не  только царская семья,  все  придворные всполошились.  С  именем
Трифилия тесно связано имя Луарсаба. Может, не следовало поддакивать во всем
Андукапару и  Гульшари?  Может,  вообще не  следовало так  часто приезжать в
Метехи?
     Покинуть  незаметно Метехи  Трифилию не  удалось.  На  лестнице Шадиман
любезно пригласил настоятеля зайти к забытому всеми князю Шадиману.
     Трифилий молча последовал за Шадиманом.
     "Плачевное положение" не  помешало князю быть любезным хозяином.  Обед,
который он упросил Трифилия разделить с ним, отличался тонкостью вкуса, вина
- ароматом прошлого века,  фрукты -  прохладной свежестью. Только от кальяна
отказался Трифилий,  хотя был бы  не прочь,  но ряса не очень удобная одежда
для курильщика.
     После приятной беседы о разгроме майдана Шадиман вскользь заметил:
     - Жаль, церковь не вмешалась, время подходящее о себе напомнить.
     - Церковь никому не  навязывает себя,  а  картлийский народ и  так чтит
святую веру.
     - Я не о народе говорю.  В Грузии не первый царь магометанин, но всегда
церковь помнили.
     - И  теперь вспомнят.  -  Трифилий заметил дрогнувшую бровь Шадимана и,
скрыв усмешку, вынул четки и медленно стал перебирать янтарь.
     - Думаю,  так  амкарам  не  пройдет,  царь  захочет перед  Исмаил-ханом
показать свою преданность шаху Аббасу.
     - Это  мирские дела.  Конечно,  должен наказать,  -  протянул Трифилий.
"Церкви выгоден каждый промах Баграта,  -  думал настоятель,  - а наказывать
одного за вину двоих - глупый и опасный шаг".
     - Я  Симону сегодня об  этом  говорил,  -  понимающе сказал Шадиман,  -
думаю,  царь монеты и товары в наказание потребует.  Еще не скоро успокоятся
амкары.
     - Персы тоже.  Говорят,  два турецких каравана обратно повернули.  Один
караван нагружен был  лучшей хной.  Если так  пойдет,  некоторым нечем будет
красить ус и пучок тархуна на голове.
     - И  женщинам неудобно.  Некоторые черный цвет ради красоты на  красный
меняют,   другие  седину  в  хне  прячут,   тем  более,  кто  путешествовать
собирается.
     - Тебе, князь, лучше известно, кто и зачем красит волосы. Замок знаешь,
как свое лимонное дерево.
     - Нет,  отец,  думал,  что знаю,  а сейчас,  по вине предателей, совсем
запутался.
     - О каких предателях говоришь, Шадиман?
     - О тех, которые греются в лучах иранского солнца.
     - А кого они предали?
     - Э,  отец Трифилий,  ты  слишком умен для такого вопроса.  Кому обязан
Луарсаб своей гибелью?
     - Тебе.
     - Что?! Не ослышался ли я?!
     - Нет, не ослышался. Не тот предатель, кто открыто борьбу ведет, а тот,
кто на опасную игру толкает.
     - Значит, оправдываешь Саакадзе?
     - Я осуждаю тебя.  Надо было сговориться.  Ты умнее всех князей,  а как
дело повел?
     - Сговориться князьям с плебеями?! Ты шутишь, отец Трифилий!..
     - А  теперь с  кем думаешь сговариваться?!  С Багратом?  Не сумеешь!  С
князьями?  Им  некогда:  головы бреют.  Как ты,  Шадиман,  не заметил нового
времени!  "Плебеи"!  Разве  ты  мог  весну  остановить?  Поток  буйной крови
княжеским цаги хотел преградить. Откуда такая слепота, Шадиман?
     - Значит, следовало под плебейские цаги бросить княжеские знамена?!
     - Зачем?  Разве  умнее нельзя было  действовать?  Разве все  азнауры на
Саакадзе похожи? Небольшие уступки многих бы успокоили.
     - Успокоились бы, пока не привыкли, а потом снова начали бы требовать.
     - А вы еще что-нибудь дали бы...
     - Зачем же князьям свое терять?
     - В таком деле без потерь нельзя. Лучше дерево потерять, чем весь лес.
     - Но,  отец,  княжеские  леса  тысячелетиями  славятся,  не  так  легко
вырубить. Потом - какая выгода церкви поддерживать азнауров? Разве монастыри
чем-нибудь от княжеских замков отличаются?
     - Отличаются.
     - Чем?
     - Умом. Мы с азнаурами никогда борьбы не вели.
     - Открыто не вели.  Нас сейчас никто, отец, не слышит. Замыслы азнауров
так же вредны церкви, как и князьям.
     - Знаем,  поэтому никогда не вступали в  борьбу с азнаурами.  Незаметно
обезоруживали.  Так  собираемся и  дальше действовать.  Даже поможем,  когда
помощь на  пользу церкви пойдет.  Не  ожидая вопля азнауров,  вам самим надо
было  кричать перед  царем:  "У  азнауров земли мало,  надо  войной идти  на
соседей,  надо азнаурское хозяйство расширять".  Если бы  вас царь послушал,
азнауры за землю полезли бы в драку хоть с сатаной. Победили - их счастье, а
князьям слава, погибли - князья тоже ничего бы не потеряли.
     - Разве об одной земле шел разговор? Плебеи властвовать хотели.
     - Тоже  не  опасно.  Князья первые должны были кричать:  "Почему царь в
конюшне держит азнауров?  Пусть азнауры тоже  дела царства решают".  Если бы
царь вас послушал и  учредил карави,  купцы и  амкары всполошились бы,  тоже
захотели бы сунуть свой нос в  дела царства.  Тогда царь спустил бы азнауров
успокоить купцов.  Купцов бы успокоили и  сами тоже успокоились,  а князья в
стороне. Опять ничего не потеряли бы.
     - Нет,  отец,  ты  плохо знаешь азнауров.  Мы -  или они.  Вместе нам в
царстве тесно. Я на голове у себя тархун не выращиваю, потому головной болью
не страдаю.
     -