ботали...  Я  тоже  шил  чувяки у  хозяина.  Всегда
дружили,  вместе купались в Куре, на праздники в лес ходили лисиц пугать. На
одной улице живем.  Разве я виноват? Я не хотел драться... всегда дружили, а
грузины, амкарские ученики, меня из лавки вытащили...
     - Э,  парень,  в  таких  случаях не  головой люди  думают.  Ложись тут,
наверно, с утра не ел?
     Дед,  не обращая внимания на косившихся на него грузин,  поставил перед
персиянином чашу с  еще не  остывшей бараниной,  лепешки и  два яблока.  Для
большей верности он сел рядом и  задумчиво смотрел на робко кушающего юношу.
Где теперь бедный Керим? Говорят, царя Луарсаба стережет... Говорят, нарочно
у Али-Баиндура устроился, помогает несчастной Тэкле... Керим тоже никогда не
дрался бы, дружит с грузинами. А тогда кто хочет драться? Шах? Пусть на этом
слове подавится не шашлыком,  а  шампуром...  Мой Димитрий большим человеком
стал.  Сардар!  Часто у шаха обедает.  Хотя и проклятый перс, все же царь. У
царя обедает...  Жаль,  не у грузинского.  А когда прощался со мной, полтора
часа,  как маленький, плакал. Я тоже немножко плакал. Мой Димитрий говорит -
скоро вернемся,  всех персов прогоним с нашей земли.  А куда этого прогнать,
когда он с детства на одной улице живет?..
     Дед совсем запутался в  противоречиях и  решил до  возвращения Димитрия
отложить  беспокойные  мысли,   тем  более,   пришел  родственник  Пануша  с
последними новостями.
     Нет лавки целой,  дабахчи весь майдан переломали. Хорошо, больше руками
дерутся.  Неизвестно, успокоит ли темнота горячую кровь. Как может одна ночь
успокоить за два года накопившиеся обиды?
     В Анчисхатской церкви волнение. Седой священник велел звонарю ударить в
колокол:  это  напомнит  амкарам  о  существовании бога.  Но  от  католикоса
прискакал церковный азнаур.
     - Сегодня в колокола не звонить. Вечерню отложить на завтра.
     - Почему? - вопрошал священник своего собрата из Сионского собора.
     - Почему?! Не надо мешать народу творить богоугодное дело.
     И тбилисские храмы молчали.
     Муэдзин  собрался на  минарет напомнить персиянам о  часе  молитвы,  но
мулла советовал не  очень надрывать голос,  ибо правоверные заняты священным
делом и все равно не услышат.
     Муэдзин поклонился мулле,  забрался на минарет и, устремив взор к небу,
прошептал призыв.
     В  приемной  католикоса шумно.  Толпятся священники тбилисских церквей,
азнауры  -  начальники церковных дружин  и  много  других  неизвестных.  Они
суетятся,  куда-то убегают,  откуда-то врываются, жестикулируют, таинственно
шепчутся и  всеми  силами стараются показать свою  причастность к  церковным
делам.
     На  одном из  балконов уединились отец  Трифилий и  отец Феодосий.  Они
прислушивались к  жужжанию из приемной,  к  доносящемуся с майдана реву и не
очень скрывали радость.
     Два  года  царствования  Баграта  не   принесли  узурпатору  славы,   а
картлийцам счастья.  Волнения в  царстве не  утихают:  то обнаглевшие казахи
устраивают набеги,  то крестьяне бегут в Имерети, в Гурию и даже в Абхазети,
лишь бы  избавиться от  мусульманского ига,  а  кстати и  от князей.  И  еще
неприятность Баграту - на караваны стали нападать по дорогам. Купцы неохотно
посещают Картли,  отчего застой в  торговле,  а  значит,  и налоги не с кого
брать.  Каждая  неудача Баграта в  управлении царством приближает Луарсаба к
трону.  И  хотя он еще пленник,  но если русийский царь захочет...  а  надо,
чтобы  он   захотел...   Надо   собрать  синклит  и   убедить  католикоса  в
необходимости снарядить посольство в Московию.
     Трифилий  решил  раньше  повидаться  с   единомышленниками,   с  каждым
отдельно.   Он  недаром  рассчитывал  на  свое  красноречие.   С   Феодосием
столковался быстро, ибо Феодосий давно мечтал отправиться в Русию.
     На  балкон осторожно вышел монах из  свиты Трифилия.  На вопросительный
взгляд настоятеля монах, скрывая в черной бороде улыбку, протянул:
     - Дабахчи,  как черти - прости господи! - носятся по майдану. Все лавки
персов выпотрошены, яко жертвенный баран у тушин.
     Трифилий,  улыбаясь,  гладил на  груди золотой крест.  Вытащив из  рясы
шелковый платок,  Феодосий встряхнул его и  вытер рукой нос.  В уголках глаз
дергались ласковые морщинки.
     Верхом на сером жеребце показался шейх-уль-ислам.  Тюрбан из двенадцати
складок* громоздился на его голове.  Сарбазы в  красных куртках и  с кривыми
ножами за широким кушаком тесно окружали муллу.
     ______________
     * По числу непорочных имамов.

     Поравнявшись  с  балконом  обширного  дома  католикоса,  шейх-уль-ислам
поднял глаза, улыбнулся и благочестиво поклонился.
     Трифилий и  Феодосий привстали и,  сложив  руки  на  груди,  приветливо
склонили головы. Поговорив о непотребной голове проехавшего муллы, Трифилий,
перебирая четки, стал объяснять Феодосию свой план подготовки синклита.
     Но вошедший монах вновь перебил интересную беседу. Царица Мариам узнала
от  Нугзара  о  приезде  Трифилия и  прислала Нари  с  просьбой посетить ее.
Трифилий поморщился.  Со  времени воцарения Баграта он не заезжал в  Метехи.
Настоятель был  глубоко  оскорблен пренебрежением Баграта и  решил  избегать
замк