ли они.
     Эти  слова  обратились в  народную поговорку,  как  память  о  кровавом
нашествии шаха Аббаса.
     На  другой  день  шах,   очень  довольный,   покинул  Носте.  Он  снова
остановился у  столпа и  еще  раз прочел изречение,  высеченное на  мраморе:
"Здесь стоял великий из великих шах Аббас Сефевид,  "лев Ирана",  покоритель
царств и  народов.  Да будет этот мраморный столп свидетелем возвышенных дел
царя царей!"
     Шах обернулся к Саакадзе: нет ли у сардара желаний?
     Саакадзе  попросил  ферман  на  храм  и  деревню  Эртацминда,  ибо  эта
местность примыкала к его владению. Шах охотно согласился и повелел оставить
в  замке  Саакадзе золотые туманы на  процветание нового владения.  Георгий,
конечно, скрыл, что эртацминдские крестьяне просили взять храм и деревню под
крепкую руку владетеля Носте. Кто знает, в каком настроении проснется в одно
из утр шах? А разве Георгия Саакадзе посмеют тронуть?

     Русудан с верхней площадки башни смотрела на отъезжающих.  Сопровождали
шаха и Георгий,  и Зураб,  и даже отец, доблестный Нугзар. Русудан вздохнула
свободно, когда за последним иранцем закрылись воротя. Она задумчиво, не без
страха, разглядывала присланный ей шахом прощальный подарок.
     "Неужели шах  ослеп умом  и  не  понимает,  какую пропасть роет Георгий
Саакадзе персам? О, мой Георгий, какая гордость быть твоей женой! Нет, твоим
другом!  Пусть будут самые страшные испытания,  но  громкого имени Георгия у
меня никто не отнимет.  Многие живут спокойно в  своих каменных гнездах,  но
разве  они  знают  настоящую  страсть?  Разве  они  могут  управлять жизнью,
покорять умы и... да, непременно так, покорять царства! Никогда ни в мыслях,
ни в чувствах я не осужу Георгия... Пусть свершится предназначенное судьбой.
Мне судьба дала много,  но и  многого требует...  Я  до конца разделю бурную
жизнь  Георгия  Саакадзе.  Я  сохраню  наших  детей,  сохраню...  -  Русудан
вспомнила Паата. - Сохраню, сколько смогу... Пусть наше потомство вспоминает
славного витязя,  борца  за  родину.  Победит  ли  Георгий?  Да,  он  должен
победить! Так хочет судьба".
     Русудан позвала слуг и велела укладывать сундуки и хурджини. Она обошла
замок, потом, накинув теплый платок, до сумерек бродила по затихшим уличкам.
Русудан прощалась с Носте.
     Наутро  двинулись  в  Ананури  нагруженные арбы.  В  одной,  завешенной
коврами и устланной подушками,  сидели дети. Русудан на черном жеребце ехала
впереди арагвских и ностевских дружинников,  сопровождающих семью в Ананури.
Так  хочет отец -  Нугзар Эристави,  так хочет Георгий...  Может,  скоро еще
опаснее будет. Для детей в Ананури спокойнее.
     Русудан остановила коня.  Она внимательно смотрела на  мраморный столп.
"Этот мрамор,  -  сказала себе  Русудан,  -  бросает слишком черную тень  на
Носте.  Когда вернусь,  на  этом месте воздвигну красивую церковь -  церковь
святого Георгия". Русудан тронула поводья и поскакала догонять арбы.

     Луарсаб ожидал шаха Аббаса в деревне вблизи Мцхета.
     Шаха неприятно поразил радостный блеск глаз Луарсаба.
     "Бисмиллах!  Уж  не  обещал  ли  кто-нибудь  помощь?  Или  в  монастыре
нарисованный Иисус  предсказал глупцу  хороший  конец?  Нет,  царь  Луарсаб,
обманет тебя бог нищих".
     Шах Аббас остановило у мцхетского моста.  Стало все войско. Аббас сошел
с коня, выхватил из ножен саблю, шумно вложил обратно и повелел ознаменовать
победоносное  шествие  через  первопрестольную столицу  Грузии  -  Мцхета  -
разорением домов и церквей.
     Мцхета запылала.  Отражение пламени бурлило в Куре.  На холме в большом
саду высился Гефсиманский храм, построенный наподобие храма Иерусалимского в
Гефсимании.  Шах Аббас махнул саблей,  и  сарбазы кинулись к  холму.  Старец
Парфений,  монах  из  свиты  католикоса,  оберегавший укрытые в  подземельях
сокровища храма,  упал перед шахом Аббасом на колени и  приветствовал его на
персидском языке:
     - Великий  шах-ин-шах,  не  разрушай храма,  посвященного имени  творца
небес, кому ты обязан победами.
     - В чем твоя просьба? - спросил шах.
     Монах распростерся перед шахом Аббасом и зарыдал:
     - Сохрани  для  народа,  тобою  побежденного,  храм.  Его  уважали твои
предки, не раз присылавшие милостивые подарки.
     Шах вспомнил Эртацминда и резко махнул рукой. Закричали ханы, и сарбазы
отхлынули от холма.
     Луарсаб молча наблюдал несчастье народа.  Шах пригласил его,  и они оба
вошли в  храм.  Осмотрев фрески,  Аббас велел разостлать коврик перед троном
католикоса и  совершил  намаз.  Вскоре  шахский  ферман,  отдававший храм  в
собственность монахам, был передан старцу Парфению.
     - А где богатство и утварь храма? - спросил Аббас.
     - Сокровища увезены в далекие горы еще до твоего прибытия, шах-ин-шах.
     Старец,  боясь  подвергнуть храм  опасности,  указал на  углубление под
престолом.
     - Великий царь царей, во