- Шестнадцать!  А это тебе за бесхвостого мула,  а тебе за ишака,  -  и
парень наотмашь ударил одного в глаз, а другого в зубы.
     Все вскочили, кроме прадеда Матарса. Началась свалка: кто разнимал, кто
сам вмешивался в драку. Парень ловко отбивался, щедро раздавая затрещины.
     В  гущу  драки  спокойно  протиснулся высокий  незнакомец,  разбрасывая
дерущихся. Он явно защищал парня.
     - Почему не  в  свое  дело  вмешиваешься!  -  спросил с  досадой прадед
Матарса,  смолоду любивший драки.  -  Если  чужой,  смирно  смотреть должен,
почему мешаешь?
     - А если не чужой?!
     - Тогда только одну сторону должен бить, почему всех разбрасываешь?
     Парень вцепился в грудь пришельцу.
     - Ты за Саакадзе или против?!
     - И за и против! - проговорил пришелец, сбрасывая бурку и башлык.
     - Георгий Саакадзе! - вскрикнул юркий ностевец.
     - Георгий  Саакадзе!  Саакадзе!  Саакадзе!  -  удивленно,  испуганно  и
обрадованно крикнули ностевцы.
     И  сразу наступила настороженная тишина.  Ностевцы молча,  с изумлением
рассматривали Георгия,  его  простую  азнаурскую чоху,  всем  памятную шашку
Нугзара  и  некогда преподнесенный ностевцами кожаный с  серебряной чеканкой
пояс.
     Георгий положил руку на плечо парня.
     - Придешь ко мне в замок,  получишь коня,  шашку. Отправишься к азнауру
Микеладзе,  пусть зачислит тебя начальником над  десятью.  Будешь драться за
азнауров.
     Долго смотрели пораженные ностевцы вслед удаляющемуся Саакадзе.
     Мествире раздул гуда-ствири и тихо стал наигрывать песню:

                О времени Георгия Саакадзе,
                Времени освежающего дождя...

     Силясь унять  волнение,  Георгий вбежал на  площадку Ностевского замка.
Там  стояла Русудан,  бледная,  с  протянутыми руками.  Он  упал на  колени,
обхватил ноги Русудан и спрятал в складках ее платья пылающее лицо.
     - Русудан,  о  моя  сильная Русудан!  Кто  сравнится с  тобой в  уме  и
красоте? - шептал Георгий, с ужасом думая: "Неужели двоих люблю?"
     - Что с тобой? Разве мы не виделись в Горисцихе?! Или ты виновен передо
мной?..  О Георгий, дай взглянуть в твои глаза! Георгий, Георгий! Русудан не
переживет измены... Скажи!..
     - Нет, моя Русудан! Только ради тебя бьется любовью сердце, только тебя
помню в своих желаниях! Но...
     - Не говори, Георгий, подожди!.. Дай еще минуту верить в мое счастье! -
Русудан схватилась за сердце.
     - Что ты подумала,  моя Русудан? Меня смутило видение далекого детства.
Я потрясен встречей с моей сестрой.
     - Тэкле?!  Говори!  Говори,  Георгий!  Прости мою женскую глупость:  от
любви она.
     Шах,  Караджугай-хан, Эреб-хан, Карчи-хан, Пьетро делла Валле, иранцы и
грузинские князья пировали в Ностевском замке.
     Неотступно следовавшие за шахом Баграт и Симон угодливо кружились около
властелина.
     Нугзар и Зураб старались заслонить Баграта и Симона от "солнца Ирана".
     Но и Шадиман с Андукапаром не упускали из виду "льва Ирана".  Остальные
светлейшие и несветлейшие стремились быть замеченными если не шахом, то хотя
бы Караджугай-ханом или Эреб-ханом.
     На этот раз,  подчеркивая доверие к Саакадзе, Аббас ввел в Носте только
шах-севани и кулиджар.
     С  любопытством осматривал владение  загадочного грузина  Пьетро  делла
Валле.
     Роговые  подсвечники  красивыми  гроздьями  свешивались  на  серебряных
цепочках,  триста свечей освещали ночной пир.  Шах развеселился,  потребовал
трубку, кофе, вино и опиум.
     - Эти четыре предмета, - сказал шах, - есть четыре части общего веселья
и четыре столба шатра удовольствия.
     До рассвета пировал шах,  а с ним все придворные и ханы. Он разбрасывал
плясунам,  певцам и прославителям "льва Ирана" золотые монеты.  Особенно был
награжден  мествире  за  рассказ  на  чистом  персидском  языке  о   свадьбе
Искандера.
     Благодаря  искусно   подстроенному  веселью  Саакадзе  избежал  опасных
вопросов.
     Шах так и  не  спросил,  где же  два сына Георгия,  не спросил,  почему
Мухран-батони нарушил обещание и не приехал в Носте. Почему ханум Русудан не
воспользуется благосклонностью "льва  Ирана"  и  не  представит  ему  других
детей.  И  даже забыл спросить,  почему Саакадзе не  собрал для него молодое
войско из  сыновей азнауров и  где же  обещанные Трифилием ценные рукописные
книги, о которых сообщали преданные шаху князья Магаладзе и Квели Церетели.
     Густое  вино,  пряный  табак,  крепкий кофе  и  сладковатый опиум  мало
способствовали рассуждениям.  И  ханам было не  до  глубокомыслия.  Горгасал
именно  ради  отвлечения  дум  шаха  и  ханов  собрал  для  пляски  и  песен
каралетских красавиц. Крестьянки зажгли жадным огнем глаза не только молодых
ханов, но и их отцов.
     Шах похвалил красоту девушек и  повелел ханам взять их  себе в  гаремы.
Девушек наградили богатыми одеждами, драгоценными украшениями и постелями из
мягкого пуха.
     Впоследствии крестьянки, не привыкшие к роскоши, оплакивали свою участь
и, смотря на богатое ложе, со слезами вспоминали деревенские постели.
     - То ли дело наши карталетские рогожки! - повтор