Долго слушал Георгий горячую речь сестры. Он осторожно гладил ее черные
косы.
     И снова молила Тэкле. И снова убеждал Георгий.
     - Бедное дитя,  перед тобою я  больше всех виновен.  Я  принес в жертву
твою  любовь.  Но  поймешь ли  меня,  сестра моя?  Ты  умела  с  детских лет
угадывать широкие мысли "большого брата".  Перед чем я останавливался? Перед
чем  отступал?  Там,  в  окровавленном Греми,  в  горящих деревнях,  у  стен
Горисцихе в  страшной схватке с  друзьями-азнаурами,  в  проклятиях и слезах
народа  закалилась  моя  любовь  к  Картли.   Знай,   Тэкле,  есть  желание,
презирающее слабость,  оно требует больших жертв, последней капли крови. Это
- желание счастья своей  стране.  Есть  ли  более высокие чувства?  Любовь к
женщине,  к сыну, к матери не может остановить человека, вместившего в своем
сердце любовь к родине.  Только здесь, в тяжелый час крушения моих замыслов,
я  узнал силу  этой  любви.  Она  разбивает оковы мелкого благополучия.  Она
повелевает перешагнуть через страдания тысяч людей.
     Долго смотрела Тэкле, как в детстве, испуганными глазами на Георгия.
     - Брат, мой большой брат! Но разве не потрясают горы страшные проклятия
нашему роду?  На что любовь к царству,  если оно гибнет?  Брат,  мой большой
брат! Пожалей бедный народ, он ни в чем не виноват.
     - Не хочешь ли ты сказать,  Тэкле, пожалей царя? Я раньше думал, именно
Луарсаб захочет спасительного для  Грузии  единовластия...  Но  он  оказался
слабым,  он,  как и  другие цари,  устрашился князей...  Не пошел за молодой
силой азнауров. Не пошел и погиб.
     Тэкле  рванулась  вперед  и  распростерла  руки,  точно  защищая  собой
Луарсаба:
     - Нет,  нет,  не смей так говорить! Ты не знаешь царя Луарсаба, лучшего
из царей!  Он оставил надежное убежище, он вернулся спасти свой народ. Он не
погибнет!  Моя  любовь,  любовь народа спасет его!  О,  ты  не  знаешь моего
отважного царя!
     - Я не отказываю Луарсабу в отваге,  Ломта-гора - слава его меча, но он
не тот царь, который может дать расцвет Картли.
     - Тот,  клянусь,  тот!  Что замышляешь,  Георгий? Скажи сразу... Я хочу
погибнуть вместе с  моим царем или...  или  ты,  клянусь,  спасешь его!  Что
замышляешь ты против Луарсаба?
     - Против Луарсаба ничего...  Завтра он  будет здесь,  уговори бежать...
бежать с тобою...  Я помогу вам. Скройтесь в Имерети. Шах не пойдет войной в
Имерети...   не  пойдет,   потому  что  Георгий  Саакадзе  не  хочет  этого.
Имеретинские дороги я  знаю не  хуже кахетинских,  но  я  не шах...  Уговори
Луарсаба бежать. Ему помогут "барсы"...
     - А кто будет царствовать в Картли?
     - Время покажет...
     Георгий вышел от Тэкле взволнованный.  "Какой странный разговор!  Какое
величие  души  у  маленькой Тэкле.  Так  сильна  у  человека привязанность к
близким...  Нехорошо,  -  начинаю жалеть Луарсаба...  Он молчит... Ни одного
упрека.  Может,  из любви к Тэкле? Наверно, и я только из любви к Тэкле хочу
спасти его?"
     В  боковой приемной Нино  беседовала с  Димитрием,  Даутбеком,  Гиви  и
Эрасти.  Печаль оттеняла тонкую красоту Нино. Георгий остановился на пороге,
и,  как  в  далеком прошлом,  теплая волна прилила к  сердцу.  Но  ни  одним
движением  Георгий  не   выдал  охватившего  его  чувства.   Он  почтительно
поклонился Нино,  опустился рядом на  скамью и  мельком взглянул на дрожащие
губы Димитрия - признак большого волнения.
     Нино  вскинула  на   Георгия  спокойные  синие  глаза  и   сочувственно
вздохнула.
     Саакадзе понял:  Димитрий и  Нино  говорили о  нем.  "Почему все  люди,
любящие меня и любимые мною... обречены на страдания?" - подумал Саакадзе.
     - Георгий,  если не  поздно,  спаси для  Картли царя Луарсаба,  -  тихо
сказала Нино.
     - Поверь,  золотая  Нино,  приложу все  усилия  спасти  Луарсаба для...
Тэкле.

     Саакадзе,  Даутбек,  Гиви и  Эрасти незаметно вернулись в  Гори.  Утром
Луарсаб в сопровождении Баака и "барсов" выехал в Кватахевский монастырь.
     Всю дорогу Луарсаб молчал.  Глубокая задумчивость не  покидала его.  Он
ясно сознавал -  он  больше не царь.  Но шах обещает в  Тбилиси проститься с
ним... Может, от усталости черные мысли не дают покоя?
     Вот он едет к любимой Тэкле,  но почему,  как раньше, не бьется сердце?
Почему жадные глаза не торопятся увидеть конец пути?  Луарсаб знал,  почему.
Помимо всего,  страдала мужская гордость. Едет, как раб, отпущенный на день.
Женщина не прощает бесславия.
     Но как глубоко был потрясен Луарсаб!  Казалось, только теперь оценил он
сердце Тэкле. Ее бурная радость дала Луарсабу забвение. Лаская и восхищаясь,
Тэкле  убеждала царя,  -  он  никогда не  был  прекраснее.  Потом  осторожно
сообщила о  предложении Саакадзе бежать с  нею в  Имерети.  Луарсаб поддался
соблазну,  но тут же подумал:  "Может, изменник подстраивает ловушку? Шах не
простит мне  бегства,  отнимет Картли и  отдаст Багра