тебе   пленит  прекрасную  Тэкле  и   пытками  заставит  принять
магометанство или, еще позорнее, подарит хану в гарем.
     Луарсаб схватился за оружие.
     - Тише,  мой царь! Саакадзе ловко провел шаха... Немного терпения, и ты
увидишь прекрасную Тэкле.  Надо  договориться с  Саакадзе,  ему  тоже опасно
обманывать шаха.
     Луарсаб уничтожающе посмотрел на Шадимана и поднялся.  Баака осторожно,
но решительно усадил царя и шепнул:
     - Светлый царь,  Шадиман прав,  ни  одним  движением нельзя выдать шаху
тайну монахини. Будь спокоен, мой царь, я увижусь с Саакадзе.
     Откинувшись  на  подушку,  Луарсаб  опустил  веки  и  напряжением  воли
заставил себя снова принять равнодушный вид...  "Тэкле, моя Тэкле воскресла,
а я,  как скованный раб,  сижу в царской одежде у другого царя в плену.  Как
разорвать мне  цепи?  Как увести подальше мое сокровище,  мою жизнь?  Тэкле!
Поймешь ли ты мои муки? Суждено ли нам снова увидеться, или это насмешка над
моими  страданиями?  Не  слишком  ли  много  испытаний посылает  мне  бог?..
Говорить с Саакадзе... О чем? Нет, нам не о чем говорить... А Тэкле?.."
     Луарсаб  почувствовал  страшную  опустошенность.  Он  приоткрыл  глаза:
кажется, скоро конец проклятого пира...


ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

     На  рассвете Баака,  узнав от  Дато,  где  находится Тэкле,  поспешил к
Луарсабу.
     Едва дослушав, Луарсаб торопливо приколол к куладже розу и потянулся за
папахой.
     Баака осторожно напомнил о шахе Аббасе и не менее осторожно посоветовал
не  быть  откровенным с  Шадиманом.  Луарсаб провел дрожащей рукой по  лицу.
Баака показалось, что на щеки Луарсаба лег толстый слой белил.
     "Увы,  -  подумал царедворец,  -  Луарсаб поздно понял, кто погубил его
Тэкле".
     На   площади  скакали  сарбазы.   У   крепостных  ворот   выстраивались
мазандеранцы. Войско выступало в Тбилиси.
     На  утреннем приеме Георгий напомнил шаху Аббасу его  обещание посетить
Носте. Шах милостиво согласился.
     Георгий поспешил пригласить всех ханов,  грузинских князей и,  особенно
любезно, Шадимана.
     Но  Луарсаб решительно отклонил предложение шаха:  Багратид не удостоит
своим посещением Георгия Саакадзе.  Если  шаху  будет угодно,  он,  Луарсаб,
проведет это время в Твалади или в монастыре Кватахевском.
     Шах  задумался.  Он  решил не  расставаться с  Луарсабом.  Но  в  Носте
воздвигнут мраморный столп, а разве Чингис-хан не сказал: "Не объезжай места
своей славы?"
     - Ты у себя дома,  мой преданный сын,  я полюбил тебя и хочу любоваться
тобой в последние дни моего пребывания в Картлийском царстве.
     - Шах-ин-шах,   я  давно  собирался  в  монастырь  поблагодарить  бога,
повернувшего ко  мне сердце "льва Ирана".  Трифилий -  мой духовный отец.  Я
слышал, что настоятель предан тебе. Может, осчастливишь святую обитель своим
посещением?
     - Мое  сердце в  печали,  но  я  не  хочу  обидеть Саакадзе неожиданным
отказом.
     Георгий осторожно посоветовал шаху не опасаться,  но сохранить в  тайне
поездку Луарсаба.  Пусть  только "барсы" сопровождают пленника.  Это  лучшая
охрана против всех случайностей.
     - И Луарсаба хорошо держать в заблуждении. В грузинских царствах у него
много  друзей.  Шах-ин-шах,  ты  проявляешь большую  мудрость в  обращении с
Луарсабом,  но для твоего драгоценного спокойствия я  сам поеду предупредить
Трифилия,   ибо  сказано  -   зоркость  на  охоте  удлиняет  удовольствие  и
укорачивает опасность.
     Эти  доводы,  особенно боязнь заронить в  Луарсабе подозрение,  убедили
шаха.
     Саакадзе,  Эрасти, Димитрий, Гиви и Даутбек со всеми предосторожностями
выехали в Кватахевский монастырь.
     Георгий недаром взял Димитрия -  пусть увидится с  Нино.  Тоже любил...
Нино, золотая Нино!.. Ни бурям, ни битвам с дикими ордами, ни блеску царских
замков,  ни прославленным красавицам не затмить золотой поток твоих кудрей и
синие озера глаз!.. Но тщетно искать камень, брошенный в бурную реку.
     Свидание  с   Тэкле.   Мучительные  часы.   Тэкле   убеждала  брата   в
непричастности Луарсаба к  заговору на  его  жизнь.  Убеждала,  что  Шадиман
уверил царя  Картли в  измене "Великого Моурави",  приписав побег в  Исфахан
именно этой измене.
     Много еще узнал Георгий и вспомнил:  Луарсаб ни словом,  ни взглядом не
выразил ему негодования...  Но  так ли  это?  Царь не  мог не знать действий
шадимановской клики.  Можно молчаливо дать согласие на преступление и  потом
клясться и даже самому верить в свою непричастность.
     Георгий оглядел строгие покои.  Здесь в  дни приездов жил католикос.  А
сейчас в  этих покоях укрыты любимые им  существа -  Тэкле и  Нино!  Георгий
поймал себя на мысли -  сердце не подвластно разуму. Он хочет встречи, хочет
еще  раз  ощутить в  своей  руке  трепетную руку  Нино...  Он  вслушивался в
взволнованный голос  сестры.  "Да,  -  подумал он,  -  такая  на  полпути не
остановится,  в  этом хрупком существе повторена моя  воля...  Но  придет ли
конец несчастьям? Или еще неведомые страдания ждут скорбную Тэкле?"