Позор!  Да, позор! Разве он не в плену? Он ждет милости от
шаха -  милости не будет.  Ждет картлийского трона -  трон уже занял другой.
Ждет радости - радости не увидит, ибо Тэкле должна быть отомщена.
     Саакадзе сжал поводья коня.  Словно холодное лезвие, на него устремлены
глаза Баака. Он безотчетно повернул к Баака и хрипло прошептал:
     - Где  моя  сестра?  Где  прекрасная Тэкле?  Что вы  сделали с  кроткой
голубкой в вашем ястребином гнезде? Отдай мне мое дитя, князь Баака!
     - Даже в таком тяжелом положении я не позволю тебе,  персидский сардар,
называть жилище Багратиони недостойным именем!  А  светлая царица Тэкле тебе
обязана печальной участью.
     - А еще кому?!  -  задыхаясь,  спросил Георгий,  приближаясь вплотную к
Баака.
     - Думаю, в Иране ты не поглупел, можешь сам догадаться.
     - Шадиману?!
     Георгий провел рукой по  вспотевшему лбу,  оглянулся.  Шах ехал рядом с
Луарсабом,  окруженный свитой. Шадиман инстинктивно держался ближе к шаху. В
Руиси шах Аббас беседовал с Шадиманом.
     - Великий шах-ин-шах,  средоточие вселенной! Осмелюсь донести до твоего
тонкого слуха -  царь имеретинский и  дерзкий ослушник Теймураз отговаривали
Луарсаба  от  великой  чести  предстать  в  Горисцихе перед  очами,  алмазам
подобными.   Я,   преклоняясь  перед  твоим  величием,  мудростью  и  силой,
насыщенной чистым огнем молний и грома,  и пользуясь своим влиянием,  убедил
Луарсаба довериться "льву Ирана".
     Шах выслушал льстивое донесение, помолчав, спросил:
     - А ты разведал,  какими средствами заставить Теймураза также предстать
на  мой  справедливый  суд?..   Только  говори  просто,   ибо  я   от  твоих
возвеличиваний ни выше, ни ниже не стану.
     Шадиман вздрогнул.
     - Шах-ин-шах,  я  все испробовал -  и уговоры,  и подарки,  и угрозы...
Теймураз к тебе не приедет.
     К  вечеру шах поспешил с  Луарсабом в Горисцихе.  В честь царя Луарсаба
шах назначил две охоты и пир. Шадиман по-прежнему не отходил от Луарсаба, но
теперь уже выполняя повеление шаха.
     "Барсов" не покидало беспокойство.  Баака,  кто подымал их к славе, кто
поощрял  их  отвагу,  кто  был  защитником перед  изменчивым Метехи,  кто  с
отеческой заботливостью оберегал их юность -  Баака,  князь Баака, словно не
замечал их.
     А Луарсаб? Луарсаб вызывал у ханов скрытое сочувствие.
     Его  ловкость на  охоте,  мягкость,  неустрашимость,  почтительное,  но
независимое обращение с шахом расположили к Луарсабу иранский стан.
     Сарбазы говорили:  "Только лев мог бесстрашно приехать к грозному "льву
Ирана".
     Ханы говорили:  "Этот царь дорожит своей жизнью меньше,  чем  скорлупой
ореха".
     Молодые ханы говорили:  "Да приснится мне в сладком сне такая смелость,
изящество и покоряющая улыбка".
     "Барсы" говорили:  "Если бы  Луарсаб был  умен,  как  наш  Георгий,  не
пришлось бы встретиться с ним в таком неподобающем для царя месте".
     Саакадзе говорил:  "Всех может обмануть этот  изящный Багратид,  но  не
меня. Хорош для князей и ханов, а народ его голоден и в лохмотьях ходит".
     Шах,   осведомленный  о  тайном  сочувствии  к  Луарсабу,   все  больше
распалялся мщением, и крепло решение отнять у грузин храброго и опасного для
Ирана царя Картли.
     После долгой мольбы шах  наконец разрешил Тинатин повидаться с  братом.
Луарсаб переступил порог комнаты и тотчас очутился в объятиях Тинатин.
     - Мой  замечательный брат,  -  рыдала Тинатин,  покрывая поцелуями лицо
Луарсаба...  -  Ты  в  тысячу раз  прекраснее,  чем  я  представляла себе по
рассказам Хорешани.
     Луарсаб отвечал Тинатин нежностью... И она в тысячу раз прекраснее, чем
была девочкой. Долго вспоминали Твалади, вспоминали Метехи, припоминали едва
уловимые события, которыми так полно и светло каждое детство.
     - Мой любимый брат, - едва слышно шептала Тинатин, - умерь свою отвагу,
опасную в присутствии шаха.  Беги, пока не поздно... Письмо мною написано по
повелению шаха, там нет ни слова правды... Не верь ему, беги...
     - Моя  любимая  Тинатин,  я  предпочитаю смерть  позорной  жизни...  Не
склонюсь я перед коварным персом.
     Из красивых глаз Тинатин лились слезы.
     Шах  не  знал,  чем  унизить  Луарсаба.  Ему  подсказал Карчи-хан.  Шах
расхохотался и похвалил советника за находчивость.
     Пир  в  честь  Луарсаба  был  так  изощренно  расцвечен,   что  ввел  в
заблуждение даже "барсов".
     - Может,  в самом деле хочет вернуть Луарсабу царство,  иначе зачем так
празднует приезд? - шепнул Ростом Даутбеку.
     Шах был весел и не переставал восхищаться Луарсабом, но из осторожности
ни один хан вслух не поддерживал восхищения грозного шаха.