пути и, вернувшись сегодня утром, был неприятно поражен предстоящей
свадьбой Реваза Орбелиани с  Астан  Магаладзе,  а  также утверждением Реваза
владетелем   фамильных   поместий   князей   Орбелиани.   Шадиман   не   был
чуствительным,   но   тонкая  месть  царя   покоробила  даже  неразборчивого
царедворца.   "Видно,   Георгий  X  хитрее,  -  подумал  он,  -  чем  многие
предполагают.  Но  как  царица не  поняла опасности,  как допустила подобный
брак?  Илларион,  конечно,  ответит на месть местью, и тогда... он, Шадиман,
бежит в Стамбул, а Мариам посетит Ванкский монастырь".
     Шадиман злобно сбросил куладжу.  Нет!  Не для того сидел он столько лет
на  скромном месте  воспитателя Луарсаба...  Нет.  Шадимана нелегко сломить!
Значит...  надо  убрать  Орбелиани...  Он  сбросил цаги  и  с  удовольствием
почуствовал бархатную теплоту  мягкого  ковра...  Ничего,  царь,  Шадиман  в
январе  будет  праздновать две  свадьбы:  красавица Гульшари и  честолюбивый
Андукапар немало  хлопот  доставят тебе,  а  сестра  Шадимана Мария  и  Сиуш
Амилахвари соединят линию восточных крепостей и замков...
     Светильник царапнул  синим  когтем  остаток  масла  и  мгновенно погас.
Летучая мышь ударилась в закрытое окно.


ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

     Чалые туманы висли на шиферных изломах,  затягивали предрассветное небо
бесцветной камкой, медленно сваливались с крутизны в балки и отлоги, повисая
хлопьями на  оголенных ветвях.  С  далеких вершин,  под гул ледяного обвала,
налетали ветры, и тогда разрывалась камка, и глубокая голубизна окаймлялась,
будто перстень, серебристой оправой гор.
     Из  лесных  чащ  выходили ощерившиеся шакалы,  долгим  воем  вспугивали
зимнюю тишь,  спускались к потемневшим равнинам деревень,  упорно выслеживая
неосторожную овцу.
     Пролетали  зимовать  журавли.   Поседелые  чинары  стыли  в  прозрачном
воздухе.
     Изгибаясь,  отражая суровые берега,  обмелевшие реки,  дремотно огибали
обглоданные  веками  валуны,   оставляя  на  их  морщинах  холодные  брызги.
Кружились, хрипло каркая, старые вороны.
     По  ночам  мерцали  острые  иглы  звезд,  сосала  золотую лапу  Большая
медведица и, точно засыпанный снежной россыпью, белел Млечный путь.
     Зимою приятнее ходить на дикого зверя,  обновлять папахи, чохи, чистить
оружие,  чинить  конскую сбрую,  проводить время  в  беседах у  раскаленного
мангала,  но  Георгий объявил:  "В  эту  зиму  отдыха не  будет".  И,  точно
охваченный пламенем,  он  с  первого  света  до  холодных звезд  носился  по
вздыбленному Носте.
     - Ни себе, ни другим покоя не дает, - бурчали одни.
     - Откуда узнал, что так лучше? - изумлялись другие.
     И  только месепе яростно претворяли в камень и дерево мысли загадочного
владетеля.
     Вереницы буйволов,  вытягивая морщинистые шеи, на ржавых цепях волочили
тяжелые  бревна.  Дорога  круто  поднималась в  гору  к  опустевшему поселку
месепе,  и  еще  теплые  бревна,  прощаясь  с  похолодевшим  лесом,  жалобно
скрипели, цепляясь за крутые изгибы.
     Ностевцы  оживленно  встречали  плененные  дубы  и   под   четкий  счет
подкатывали их  к  широким грудам уже  распиленных на  длинные доски  лесных
исполинов.
     И  там,  где раньше люди дышали зловонным теплом,  где в мутной плесени
гнездилась нищета,  на выровненной площадке разрушенного гнойника готовились
к постройке новой шерстопрядильни...
     - Георгий, от стариков я, - сказал дед Димитрия, разглаживая седые усы,
свисавшие над ароматной чашкой воскресного чахохбили, - скоро в Тбилиси коня
направишь:  стыдно нам,  если нуждаться будешь. Мы тоже гордость имеем - наш
азнаур  князей  затмить должен.  Благодаря тебе  хорошо живем,  решили опять
подать собрать...
     Саакадзе раньше не замечал тесноты, простой папахи, но теперь положение
придворного азнаура обязывало блистать одеждой,  иметь  слуг,  конюха  и  во
избежание насмешек,  подобно Квливидзе, беспечно швырять монетами. Все яснее
становилась неизбежность следовать примеру других азнауров. Точно водоворот,
затягивали его  вековые устои и  традиции.  Для укрепления своего авторитета
необходимо было избегать опрометчивых поступков и  не  ставить больше себя в
тяжелое положение.
     Георгий  поморщился,  вспомнив  пророчество кадаги,  неизвестно  откуда
появившейся в Носте на базарной площади.
     На  ее  дикий  вой  вмиг  сбежались ностевцы и  тесным кольцом окружили
скрюченную старуху с выжатым лицом и с прозеленью, точно от сырости, в седых
запутанных космах.
     - Вай  ме!  Вай ме!  -  надрывно голосила она,  раздирая шершавую грудь
закостеневшими когтями.  -  Раньше  железная цепь  от  купола святого креста
тянулась  до  купола  мцхетского  храма.  И  ходили  по  цепи  через  Арагви
благочестивые монахи  поклониться мцхетским святыням и  уходили обратно.  Но
послал с  Ялбуза на  Картли ведьм  Тартар.  Ари-урули-урули-урули кудианеби!
Проникли ведьмы в  сердца людей,  стали люди  забывать бога  всемогущего,  и
стала опускаться железная цепь,  а теперь совсем рассыпалась и пропала куда,
никто не знает...  Вай ме! Вай ме! Крови, крови сколько вижу! Забыли старики
бога,  забыли о небесном рае ради земной гордости.  Никто не видал, никто не
слыхал,  как сошел Тартар с Ялбуза,  крепко смотрели большие глаза,  страшно
скрипели   каменные   зубы,    черный   дым    змеей   вылетал   изо    рта.
Ари-урули-урули-урули,  Тартар. Перестанет бог защищать отступников, потащит