но,  отцы,  против шаха идти.  Никогда с  Московией дела не  имели.  Кто
такие?  Какой царь?  Какой народ? Да, да... горами наши земли разделены, как
можно доверять?  Мы  тоже  пошлем к  русийскому царю  отца  Феодосия,  тогда
узнаем, выгодно ли нам с шахом враждовать, даст ли Годунов стрелецкое войско
оградить Картли от магометан?
     Георгий X настороженно помолчал и твердо добавил:
     - Бартом,  принеси  грамоту.  Да,  да...  В  грамоте хорошо  объяснили:
поверят, почему в Имерети не пропустили толмача Своитина. Раньше, чем Картли
не сговорится,  опасно посольских людей в Имерети пускать. Дадиани хитростью
тоже многое может получить.
     Бартом разложил перед царем грамоты.
     - Взгляни,  царь:  с  грузинского на  греческий  мудрый  отец  Феодосий
перевел, с греческого на русийский - толмач Своитин Каменев.
     Георгий  X  задумчиво всматривался в  знакомые знаки,  расположенные на
лощеной бумаге:

     "Яз государь царь Юрьи Картлинский и  всея Иверские земли царя Симеонов
сын вам великого государя и  царя и самодержца всея Руси Бориса Федоровича и
его  возлюбленного сына  царевича Федора Борисовича всея Руси послом Михаилу
Игнатьевичу да Ондрею Иванову пишу вам радоватися.
     Посем прияхом честную вашу  грамоту и,  еже  в  ней  писано,  то  велми
выразумели.  И как преж сего вам писал,  и ныне вам пишу:  о сем ведаете, то
есть  великое дело.  Говорите,  что  есть  повеленье царьское,  да  будем  в
присвоенье; а на нас кабы досадуете, хотите учинить кабы спешно, и говорите,
чтоб были в присвоенье.  А хотите спешно учинить, и то дело великое царьское
присвоенье и  о  том,  говорю  вам,  подождите  до  великие  пасхи  светлого
воскресенья Христова,  до весны,  да будет и Александр царь.  И тогда божьей
волею,  по вас пришлю, и вы у меня будете. И как увидимся и царьскую грамоту
увидим и вычтем ее, - да будет тогда божья воля и царьское хотенье.
     А что послали естя сех людей Своитина с товарищем к Дадьянскому,  и мне
то  кажется не добро,  что тем людям ехать туды,  потому что вам надобно,  и
того у нево нет.  А Дадьякский под Турскою рукою; а хрестьянам всем подобает
быти  Турскому недругом и  не  любити их.  И  чтоб Дадьянский,  поймав людей
ваших,  не отослал к Турскому также,  как он зделал с шаховыми людьми. И для
этого яз их не пропустил,  чтоб их не потерят. А временем Дадьянский в руках
наших будет; а лутчее будет зделано.
     Писано лета 7113-го".

     Подписав грузинскую грамоту,  Георгий X  свернул три  лощеных свитка  и
приказал Бартому отпустить Своитина Каменева в Кахети к князю Татищеву.
     В трапезной,  куда перешли после совещания,  чинно ели пилав с курицей,
пилав с  миндалем,  пилав с  кишмишом и яичницей,  форель с соусом из кислых
слив, запивали душистые груши монастырским вином.
     Реваз  Орбелиани  смотрел  на  золотую  чашу,   усыпанную  драгоценными
камнями.  Фамильная гордость князей Орбелиани.  Уже  две  недели он,  Реваз,
томится в  монастыре.  Мамука говорит -  лучшей жизни  не  надо:  запах хаши
забыл,  сердце в вине плавает,  в постели сам себя найти не может, даже кони
зазнались,  брыкаться стали...  Но почему молчит черный каплун?  Зачем звал?
Зачем держит?  Думает,  джейраны ждать будут,  пока Реваз молиться научится?
Вот и сегодня в церковь пригласил, думал для разговора, а он клятву Луарсаба
принимал... Мамука говорит - не наше дело: меньше вмешиваться в чужие тайны,
чаще пилав есть будем...

     Наутро суровый монах  распахнул дверь,  и  Реваз  нерешительно вошел  в
безмолвную  палату.  За  ним  тенью  следовал  Мамука.  Чубатых  голубей  не
вспугнули робкие шаги Реваза и насмешливый голос Трифилия, они важно клевали
пухлые зерна на белом подоконнике.
     - Дела поправишь, к царю ближе будешь...
     - Такое,  отец Трифилий,  в  голову не приходило,  но если княжна не из
семьи наших фамильных врагов...
     - То князь Реваз с  удовольствием покорится воле святого настоятеля,  -
поспешно перебил Мамука.
     Трифилий поморщился.  Орбелиани всегда враждовали с  Магаладзе,  но  он
весело пересчитал князей,  окончивших вражду соединением своих фамилий.  Чем
обидели  князя  вежливые  Магаладзе?   Реваз  хотел  сплюнуть,   но  вовремя
спохватился и  только  выразил желание не  утруждать своей  головы  поклоном
вежливым князьям.
     Но Мамука, кашлянув, вставил:
     - От удачного поклона иногда голова тяжелее становится.
     Трифилий,  сдерживая улыбку,  пожалел о  настроении князя:  сейчас царь
подыскивает жениха для княжны Магаладзе. Он из мести решил отдать в приданое
имение  Орбелиани,  и  вот  ему,  настоятелю,  пришла  мысль  упросить  царя
согласиться на брак княжны с Ревазом...
     - Нехорошо,  когда фамильные владения попадают в чужие руки,  - добавил
со вздохом настоятель,  -  а молодой Чиджавадзе,  кажется,  мечтает вместе с
виноградниками Орбелиани получить приятную Астан.
     Реваз вздрогнул.  Чиджавадзе -  друзья Иллариона и много способствовали
изгнанию Реваза из имения...
     Через два  часа Трифилий и  Реваз в  сопровождении слуг,  обгоняя табун
молодых коней, по глухому ущелью мчались в Твалади.
     Отражение светильника желтым пятном качалось в черном квадрате, летучая
мышь зловеще цеплялась за каменный карниз. Шадиман с досадой закрыл окно.
     Посланный царицей в "дальний монастырь" за Нестан, он четырнадцать дней
пробыл в