|
верить
тайное дело... Да, да, из Русии в Кахети, под начальством князя Татищева,
прибыло посольство, а царь Александр в Исфахане, Татищев его приезда ждет.
Царь Александр посольство к русийскому царю послал, хитрый монах Кирилл
клялся царю Годунову званием христианского монаха и святым установлением
великого поста, что царь Александр только о покровительстве Русии думает,
клялся, а царь Александр поехал к шаху Аббасу тоже клясться, после этого
меня упрекают в вероломстве...
- Новость, царь, есть! Хитрый монах Кирилл, недаром божился, помощь
русийский царь Кахети дал, небольшое войско, но все с огненным боем. Теперь
полководец Бутурлин стрельцов с кахетинскими дружинами на шамхала повел,
многих побили, многих в плен взяли, добычу большую - коней, скот, зерно;
новый город Тарки в горах построили. Союз с царем Годуновым может большие
выгоды дать.
Царь хитро прищурился:
- Э, Шалва, никогда не знаешь, какая дорога ближе к самому себе! Да,
да. Ко мне тоже русийский посол из Кахети тайно Тютчева с людьми прислал.
Царь Годунов в союз Картли зовет и мне помощь предлагает... Далеко очень
русийский царь сидит, сто восемьдесят солнц взойдет, пока к нам помощь
доберется, а шаху Аббасу совсем близко. В тайне держать надо... Да, да,
раньше узнаем, какую помощь Годунов предлагает, потом о союзе думать
будем... Вот грамоту тебе поручаю, передай Тютчеву... Отец Феодосий с
грузинского на греческий перевел, а Тютчев с греческого на русийский. Еще
раз проверь.
Эристави взял свиток и с любопытством стал разглядывать незнакомые
знаки переведенной грамоты.
"Милостью божьей от начала царского родства я, Юрий, царь, Симонов сын,
пишу к Вам, великого государя и великого князя Бориса Федоровича всея Руси и
сыне его, великого государя царевича Федора Борисовича всей Руси, всея
северные страны государей, послом, господину Михайлу и Ондрею радоватися о
господе. Прислали естя ко мне с толмачом с Никитою грамоту, и мы грамоту
Вашу приняли, а что в ней писано, то вы разумели подлинно. И такому делу
недостойны были есмя и не может ответу дать. А коли у Вас было такое великое
и пречудное дело, - и преж сего где естя были или после. А ныне ведомо Вам
буди, что есть у нас войны и замешанья многое и нужи, и мы пошли к Самхце*
воеват агарян. И нам ныне недовол, что Вам прийти сюда до лета. А аже бог
даст и счастьем великого царя пришед оттуда, пришлем человека и Вас
призовем, и что нам известит бог - тогда посмотрим лутчее. А без нашего
человека Вам не ездить.
___________________
* Самцхе-Саатабаго.
Писана лета 7113 мая месяца.
Царь Юрий Карталинский и всея Иверии".
Георгий X задумчиво прошелся по малиновым разводам ковра и нерешительно
остановился перед Эристави.
- Все надо предвидеть... В случае опасности перевези царицу, Луарсаба и
Тинатин в Цхиретский замок. Тебя учить не приходится... Сделай это в тайне
даже от многих придворных... Потом в подземелье сидит старый удав,
Орбелиани, правая рука Баграта. Он ездил в Кахети, тайные переговоры с
князем Георгием Кахетинским вел, вместе в сторону Стамбула гнули. Дадиани
Мегрельский об этом мне шепнул, теперь гиена в подземелье аллаху молится,
но, несмотря на испытания огнем, изменник молчит о светлейшем Баграте... В
тайном коридоре прикованы к стене Цулукидзе, Авалишвили... Список у
Херхеулидзе, Баака я верю, как себе...
Так вот, князь, в случае опасности для Тбилиси или... ты понимаешь?
Заговорщики должны умереть... Не стоит пачкать руки собачьей кровью, но... о
них можно забыть...
Неожиданно царь круто повернулся к двери и быстро распахнул ее. В
комнату, теряя равновесие, влетел Киазо. Стоя на коленях, телохранитель
приниженно залепетал:
- Великий царь, начальник замка приказал доложить, князья все в сборе,
я, твой раб, слышал голос и не посмел войти...
- Ты заставляешь князей долго ждать, видно, твои любопытные уши
привязаны крепче языка... Эй, кто там!
В комнату вбежала стража.
- Раб осмелился подслушивать, бросить его в яму, пусть палач вырвет
собачий язык.
Киазо отскочил. Глаза забегали, как загнанные звери. Киазо тщетно
старался выговорить слово. И вдруг ужас охватил все его существо. Ему
показалось, что на подоконнике лежит не луч солнца, а огромный окровавленный
язык. Он упал, пальцы судорожно цеплялись за ковер, белая муть заволакивала
глаза.
Не обращая внимания на валявшегося в ногах Киазо, Георгий X продолжал:
- Так вот, князь, хотел спросить тебя...
Помертвевшего Киазо насильно выволокли, дверь бесшумно закрылась.
- Ты друг Мирвана, скажи, думает ли он о княжне Астан?
- Мой царь, Мирван говорит, скорее орел женится на крысе, чем
Мухран-батони на верблюде.
Георгий обрадованно расхохотался.
- Вот, вот, верблюд... ха... ха... верблюд... а я не... ха... ха...
верблюд. Пойдем, князь, понимаешь, весь день вспоминал... ха... ха...
верблюд...
ГЛАВА ПЯТАЯ
По висячему мосту, сдерживая испуганного непривычной толкотней коня,
пробирался Георгий Саакадзе; за ним, изредка поругивая проходящих,
флегматично двигался на своем иноходце Папуна. Чем ближе друзья подъезжали к
Метехскому замку, тем плотнее становилась толпа задорных оруженосцев, рослых
дружинников, амкаров, протискивающихся с перекинутыми через плечо хурджини.
В самой гуще Папуна заботливо остановил коня, поощрительн
|
|