альчики,  вымытые,  одетые впервые в  новые  одежды,
испуганно стояли у  перил.  Торг  возобновился.  Нато едва скрывала восторг,
выбирая блестящие ткани.  Внезапно на балкон,  извергая вопли и  разрывая на
себе  одежду,  ворвалась осмелевшая от  горя  женщина  и  бросилась к  ногам
Нугзара.
     - Как  осмелилась  сумасшедшая кошка,  разве  я  не  хозяин  над  своим
имуществом?  Или не  добр,  беру последнего?  Мало оставшихся,  о  наказании
скучаешь?
     - У меня Арчила единственного взяли,  богом молю,  князь! - исступленно
кричала женщина, ударяясь лбом об острые цаги.
     - Как единственного? Кто рискнул ослушаться княжеского приказа?
     - Господин, - не смущаясь, заявил управляющий, - взял сына в наказание:
ленива,  совсем плохо  работает,  не  раз  предупреждал,  а  мальчишка самый
красивый,  за него много можно взять...  Жалкая раба, радоваться должна, что
удостоилась отдать глупое отродье за удовольствие для своей княгини.
     - Неправду говорит,  как все,  много работаю... Больная, кровь из горла
бежит... Ночи без сна буду работать, только сына отдай!
     - Слова своего не меняю, бери, раз одного имеешь.
     Управляющий,  побледнев, проводил ненавидящим взглядом убежавших месепе
и переглянулся с купцами:  он еще накануне за бешкеш водил купцов по дворам,
чтобы выбирали лучший товар. Он рассчитывал на запуганность месепе и уступил
настойчивости купцов.
     Пожилой  турок  невозмутимо вынул  тщательно завернутую в  белый  холст
ткань,  и  перед зачарованной Нато  упало стамбульское море.  О,  она  давно
мечтала об изумрудном платье, затканном серебряными волнами.
     Купцы прервали восклицания приживальщиков. Разве Картли видела подобную
ткань?  Серебряные всплески восхищали даже взор султана. Изумруд аравийского
калифа меркнет перед  изумрудной тканью,  но  цена  -  только что  увиденный
мальчик.
     Нугзара сильно подмывало показать изумруд, равный по величине неспелому
ореху, отнятый у горцев, но, опомнившись, гневно приказал купцам убраться из
Ананури.
     Купцы  хладнокровно  стали  сматывать  ткань:   они  не   думали  здесь
соблазнять, везли в Тбилиси для царицы.
     Княгиня  побагровела:  мелькнули  Метехи,  князья,  светлейшие княгини,
представила себя  одетую  в  причудливую ткань,  восхищение  замка,  зависть
царицы...
     Жена управляющего всхлипнула.
     - Лучше сжечь, чем увидеть на другой.
     Все  приживалки  и  прислужницы,  стараясь  быть  замеченными княгиней,
всхлипывали, жестикулировали, горестно причитали:
     - Разве  корона  Эристави  уже  не  сверкает?   Почему  княгиня  должна
уступить?
     - Не  стоит жить,  если  из-за  жалкого месепе княгиня лишается лучшего
наряда в Картли.
     Княгиня предложила двух мальчиков,  купцы вежливо отказались взять даже
десять.  Этого  за  красоту повезут в  подарок султану.  Веселая жизнь  ждет
красивого оруженосца... Мать ребенка голову для волос только носит: она враг
своему сыну.
     Княгиня  выпрямилась,  и  ливни  гнева  обрушились  на  Нугзара.  Князь
отказывается уступить? Значит, раб дороже всего? Нато не переживет позорящий
ее  смех  Ананури.  Месепе победили,  месепе сильнее княгини Эристави!  Нет,
никто не  посмеет сказать такое!  Пусть свадьба Русудан будет без нее,  Нато
недаром хранит яд.
     Смущенный Нугзар поспешил оставить раскаленный балкон.
     Нато  надменно откинула лечаки.  Управляющий поспешно распорядился -  и
вскоре обмен  состоялся.  Нато,  перекинув через  плечо материю,  любовалась
серебристо-зелеными переливами.
     Снова обезумевшая женщина билась в ногах княгини.
     - Князь не может менять своего слова,  князь подарил ей дитя... Княгиня
не будет жестокой, пожалеет мать, не отнимет единственного сына.
     Купцы  равнодушно привязали к  рукавам мальчиков желтые  платки в  знак
купленной собственности. На нечеловеческий вопль прибежали Нугзар и Саакадзе
и  в замешательстве остановились.  Черный комок лежал на полу.  Побледневший
Георгий  склонился над  женщиной и  перевел пристальный взгляд  на  уходящих
купцов.
     - Уберите сумасшедшую, - Нато продолжала нежно гладить ткань.
     - Мертвые  не  бывают  сумасшедшими.  Дешево,  княгиня,  обошлась  тебе
ткань...
     Саакадзе вдруг умолк: глаза Нато сверкали ненавистью.
     На  повороте  улицы  Эрасти,  окруженный рыдающими женщинами,  с  жаром
жестикулировал.  Увидя Саакадзе, он проворно юркнул в переулок. Девятнадцать
женщин упали к ногам Георгия, двадцатая уже не нуждалась в сострадании.
     - Господин,  господин,  сжалься,  верни наших детей, ради спасения души
верни.
     - Поспешите,  женщины, к священнику... Купцы сегодня уезжают. Священник
заступится, нехристианский поступок - продажа детей.
     - Были,   господин,  -  слезы  падали  на  цаги  Георгия,  -  священник
рассердился,  говорит -  князь благородно поступил -  третьего взял, а имеет
право,  как хочет,  продавать месепе...  Разве,  господин,  у  матери бывает
третий?.. Все одинаково нужны, как пальцы на руке.
     - Что же я могу сделать?
     - Ты?  Ты -  большой господин,  если захочешь,  все можешь