том в свое
владение возвращался. Георгий Арагвский коршуном кружился, напал с дружиной.
Иесей  ускакал,  а  жену  и  детей  пленными в  Ананури привезли...  Большой
переполох был.
     Двадцать солнц Шамше от гнева кричал,  вторую измену родственного князя
кровью решил залечить... Кто из грузин не знает - князья дерутся, а у народа
лицо горит...
     Один хан с  большой ордой недалеко шатался.  Шамше ему предложил вместе
на Ананури пойти.
     Много дней мы силу показывали,  храбрый князь Георгий был. Может, Шамше
и  хан  без ананурского вина ушли бы,  только Георгий смеяться с  бойниц над
Шамше начал.  Рассердился князь -  тигра с  гиеной вперед бросил и Ананури к
земле пригнул.
     Никого в  живых не оставили,  орда такое не знает.  Я  в часовне старый
гроб открыл,  мертвого князя выбросил,  сам его место занял,  меч князя тоже
рядом  положил.  Георгий Арагвский в  этом  храме с  семьей заперся.  Только
кругом дым был,  дома, сады горели... Дым всех задушил. Соседние князья всех
похоронили,  здесь лежат...  Князь,  княгиня,  дети тоже, родственники тоже,
мсахури тоже, все лежат, я один наверху сижу, хотя месепе был.
     Потом  князья Дчармеули и  Тектурманидзе заняли Ананури,  Базалети тоже
заняли,  пока дед князя Нугзара,  ванатский азнаур,  их  не  убил,  владение
обратно взял...  Горячий нрав  имел...  Еще  много солнц землю кровью поили,
пока доблестный Нугзар владетелем стал.
     Саакадзе  задумчиво  побрел  к  замку,   вспоминая  воинственный  поход
беспощадного покорителя горцев. В ушах печально звенела горская песня:

                Время кровавого дождя,
                Время Эристави Нугзара...

     Вдруг Георгий остановился.  Его поразила странная мысль: не попал ли он
совсем в другую страну?  Он оглянулся,  ему почудилось, что не горный лес, а
изумрудный бархат,  обволакивая горы,  спускается к  замку.  И  эта пышность
приглушила шум жизни. Здесь властвовал замкнутый, одряхлевший уклад, и никто
не  смел  вмешиваться в  действия властелина.  Здесь вели  свои войны,  свою
политику, сковывая руки Грузии.
     - Картли  это  или  не  Картли?   -   неожиданно  громко  спросил  себя
потрясенный Георгий.

     Большой  предпасхальный базар.  Скоро  в  кованые сундуки князя  хлынет
новый драгоценный поток, укрепляющий могущество знамени.
     Как можно не веселиться?  И крестьяне, мимо которых проплывают плоды их
тяжелого труда,  потуже затягивают пустые кисеты и  пускаются в  джигитовки,
пляски, состязания.
     Как можно не веселиться?  И владельцы, снисходительно осчастливив своим
присутствием добрый народ,  рассаживаются на  возвышениях,  покрытых мягкими
коврами.
     Саакадзе опустился на скамью. Русудан быстро оглянулась.
     Все  сильнее удивлял странный азнаур.  Гордый,  замкнутый,  он  властно
притягивал к себе. Недаром отец любит, а окружающие боятся.
     Нато жаловалась на  сухой характер дочери:  какая молодость без  смеха!
Да,  Русудан больше любит  бешеную скачку,  охоту на  оленей,  чем  танцы на
мягком ковре. Она упорно отказывала искателям ее руки, помня сказанное отцу,
что  только после свадьбы переступит порог Метехского замка,  где  она  была
оскорблена слабовольным царем  и  глупой  царицей.  И  вот  холодная Русудан
испытывает волнение в присутствии азнаура и даже думает: когда уедет, темнее
будет в замке.
     - Княжна, ты любишь народ?
     - Никогда на  этом не  останавливала мысль...  Если болеют или умирают,
хожу к ним.
     - Значит, только мертвым внимание оказываешь? Лучше к живым ходи.
     Русудан искоса посмотрела на  непонятного азнаура.  "К живым ходи...  А
где живые живут?  Какой интерес в этом? Странно, почему вдруг жарко стало...
Георгию тоже  жарко,  глаза тяжело смотрят...  Георгию?  Царь  тоже Георгий,
только от  глаз того никогда жарко не  было...  Как смеет так смотреть?  Кто
такой?  Царь? Царь... О чем хотела подумать? Царь... а разве в чем-нибудь на
азнаура  похож?   Сейчас  наверху  хорошо...   Когда  на  горе  ветер,  небо
качается...  К  живым ходи...  Может,  потому никого сердце не  держит,  что
кругом  мертвые?..  Отец  джигитом любуется...  Если  джигит  схватит зубами
папаху, на гору пойду, если нет... Схватил..."
     Нугзар удивленно поднял глаза на  Русудан.  Устала?  Как ловко на  коне
джигит танцует, надо в замок взять...
     - Княжна, разреши проводить...
     И  два  взмыленных  коня  мчатся  по  опустелому Ананури.  Бурый  туман
обволакивает улицы,  бурый туман преследует коней.  Крутая дорога к высотам.
Здесь  Русудан ковала гордые желания...  Каменная лестница...  "Если  джигит
схватит  зубами  папаху...  Наверху каменная папаха...  Георгий тоже  ловкий
джигит,  может схватить зубами.  Почему так темно,  думаю?  Всегда светло, а
сегодня темно, а..."
     - Какие горячие руки у  княжны...  С  вершин дальше видно,  на вершинах
глаза счастья ищут...  Ветер здесь сильней... Только ветер? Может, и желание
сильней?  Русудан,  Русудан!  С первой встречи в сердце тебя держу... Другую
любил,  долго так думал,  с  детства золотым шелком опутан был,  но  налетел
огонь  -  и  от  золота остался пепел...  Русудан для  Георгия родилась.  Я,
конечно,  не царь...  Вздрогнула? Прислонись к плечу, Русудан, лучше слышать
будешь...  Тебе признаюсь, большими мыслями отягощен... Шах Аббас думал меня
купить,  я сердцем смеялся. Картли люблю, каждый камень, как ребенок, дорог,
народ  люблю