е гости
сумеют познакомиться с доблестной историей Ирана.
     Коричневые руки  поспешно  распахнули золоченые  двери,  и  картлийское
посольство вошло в табак-ханэ.  Под глубокими нишами переплелись причудливые
орнаменты и фрески. Лазуревые стены бисутунской надписью увековечили подвиги
царя Дария Гистаспа.
     Боковые   стены   пестрели  величавыми  сатрапами  в   желтых,   синих,
красно-оранжевых и  золотых  с  черным  одеждах,  преподносящими киликийских
коней и слоновую кость Эфиопии Артаксерксу III - покорителю Египта.
     Стража  распахнула черные  двери,  и  посольство,  преувеличенно громко
выражая восторг,  проходило большие и малые залы с изображениями звезд, птиц
и  цветов  в  голубом тумане потолков.  Золоченая лепка  запечатлела шахские
подвиги:  шах  придушил льва,  заколол грифона,  принял  данников и  укротил
вздыбленного крылатого коня.
     Последний   зал,   выложенный   треугольниками   разноцветных   зеркал,
фантастически расцвеченный через  цветные стекла  овальных окон,  примыкал к
"деке" - крытому двору.
     Эмир-Гюне-хан,  выждав,  пока картлийцы насытятся великолепным зрелищем
фантастического зала,  вежливо пригласил их последовать за ним в диван-ханэ,
где шах Аббас благосклонно примет посольство.  Войдя в диван-ханэ, картлийцы
с новым изумлением стали осматривать индусские восьмиугольные столики, узкие
с  высокими спинками кресла,  круглые подставки с  инкрустациями из слоновой
кости.
     В  торжественном молчании мехмандар стал расставлять картлийских послов
перед шахским троном, каждого на заранее отведенное для него место.
     Подавленные   ослепительной   роскошью,    растерянные   и   смущенные,
картлийские князья  с  благоговейным страхом стали  ждать  выхода обладателя
сказочных богатств.
     И   когда   показался   коренастый   шах,   телосложением  напоминавший
персидского  пехотинца,   картлийские  князья,   словно   перед   божеством,
склонились ниц.
     Шах  медленно взошел на  трон  и  снисходительно ответил на  раболепные
приветствия картлийских князей.  Нугзар,  как начальник посольства,  говорил
первым.  Он  от  имени  Георгия  X  благодарил за  честь,  оказанную царевне
Тинатин,  и  выразил надежду,  что  родственные чувства,  священные для двух
стран,   продлятся  веки  вечные.   Андукапар  уверял  шаха  в   преданности
картлийских князей,  всегда готовых обнажить саблю на общего врага, и просил
шаха не оставить князей без милостивого высокого внимания.
     Говорил старый князь Диасамидзе, рассыпался в уверениях Заза Цицишвили,
блистал остроумием Мирван Мухран-батони.
     Шах  Аббас  измерил взглядом пышное  посольство,  блеск  богатых одежд,
оружие,  усыпанное драгоценностями,  и проникся уважением.  "Такой народ,  -
думал он, - лучше взять не войной".
     Вслушиваясь в изящные персидские речи грузинских князей,  шах остановил
пронизывающий взгляд на Саакадзе.  Али-Баиндур прав,  этот может пригодиться
больше других.
     Мирван,  заканчивая приветствие,  намекнул о ликовании Картли по поводу
мудрости царя  Георгия  X,  всегда  предпочитающего союз  с  любимым  Ираном
домогательствам других стран.
     После обеда у  шаха  посольство разошлось по  отведенным помещениям для
отдыха и сна.
     Утром картлийское посольство вновь собралось в  зеркальный зал,  где их
ждал  Эмир-Гюне-хан.  После  обычных  приветствий  посольство  направилось в
крытый  двор,  выложенный  глазурованными  изразцами  и  предназначенный для
показа иноземным гостям породистых коней,  разукрашенных дорогими седлами, а
также  для  приема  и   раздачи  подарков.   Шах  Аббас  милостиво  выслушал
приветствия картлийского посольства.
     Восседая с пышной свитой ханов в прохладных нишах за мозаичными арками,
шах  Аббас,  кичась  богатством,  показывал  ошеломленным картлийским гостям
редкости из слоновой кости,  золота,  стекла,  мозаики.  Драгоценные камни в
хрустальных шкатулках,  египетские,  арабские и индусские изделия воскрешали
легенды Шахразады.
     Наконец картлийское посольство рискнуло со  своей  стороны удивить шаха
Аббаса богатством Картли.
     Рассматривая  богатые  дары  картлийцев,   шах  уже  не   сомневался  в
устойчивом положении Картли  и  окончательно убедился  в  правильности своей
политики.  Ханы,  принимая из рук шаха для оценки подарки, видя удовольствие
Аббаса,  преувеличенно восхищались и  расточали похвалы вкусу грузин.  После
ханов и придворной свиты раболепная толпа слуг,  принимая подарки, притворно
сдерживала  восторг  и  шепотом,   но  с  расчетом  на  хороший  слух  шаха,
восхищалась величием повелителя Ирана,  вызвавшего другие страны на поистине
райскую щедрость.
     Диасамидзе преподнес на подушке малинового бархата святыню Грузии - щит
Давида Строителя.  Седой  Диасамидзе дрожащим голосом просил могущественного
"льва  Ирана"  принять святыню -  "щит,  поднявший Грузию из  обломков".  По
морщинам князя сбегали крупные слезы.  На  своем веку видя много бедствий от
магометан, он просил тайного врага принять щит как знак вверенной ему судьбы
Картли.
     Шах Аббас,  внутренне торжествуя, казался растроганным. Картли для него
- как  единственный сын,  рожденный от  любимой жены,  и  никто  не