л?
                Спас грузин от истребленья, но отчизне я не мил.
                И никто меня не вспомнит, хоть бы голову сложил!..
                ...На меня судьба клевещет, как и в прошлом клеветала.
                Грудь мою разит злословья отравляющее жало.

     И  это "отравляющее жало" клеветы и злословья,  преследовавшее Саакадзе
при жизни,  проникало во  многие историко-литературные документы последующих
времен и  затрудняло воспроизведение его подлинного облика.  Так,  например,
историк XVII  века Парсадан Горгиджанидзе,  будучи человеком ярко выраженной
иранской ориентации,  обвиняет Георгия Саакадзе в том,  что он организовал и
возглавил восстание против вторгшихся в  Грузию оккупационных войск  Ирана и
убил Карчихана.  Горгиджанидзе, таким образом, считает большим преступлением
и грехом именно тот выдающийся подвиг Георгия Саакадзе,  благодаря которому,
по  признанию всех других историков,  Грузия спаслась от полного разорения и
опустошения.  Даже  географ-историк  Вахушти,  обвинявший Георгия Саакадзе в
измене картлийским царям,  признает,  что,  не будь этого восстания,  Картли
была бы  полностью уничтожена.  Католикос Антоний I  сурово порицает Георгия
Саакадзе за  то,  что  он  восстанавливал своих  приверженцев против царей и
владетельных  князей.  Ясно,  что  такое  сугубо  тенденциозное  утверждение
Антония исходило из легитимистских политических воззрений автора, помешавших
ему объективно разобраться в  сложной ситуации предельно обостренной борьбы,
которую  вел  на  протяжении  всей  своей  жизни  Георгий  Саакадзе  во  имя
объединения Грузии и освобождения ее от иноземных завоевателей.
     Именно по  этим же причинам некоторые историки дошли даже до того,  что
знаменитое  Марткобское восстание,  организованное и  возглавленное Георгием
Саакадзе и спасшее Грузию от неминуемого уничтожения, склонны были объяснить
мотивами  личного  порядка.   Они  считали,  что  Саакадзе  организовал  это
восстание,  якобы  узнав  о  тайном  приказе  шаха  Аббаса  обезглавить его.
Странно, что авторы подобной версии не удосужились задуматься над вопросом -
почему же  "лев  Ирана" захотел бы  убить  оказавшего ему  немало доблестных
услуг прославленного полководца, если не заподозрил бы его в измене?
     Критическое   изучение   исторических   документов   и    сопоставление
первоисточников не  оставляют никакого  сомнения в  том,  что  высказываемые
некоторыми  грузинскими и  иностранными историками  отрицательные взгляды  о
Георгии Саакадзе порождены злобной клеветой,  которую распространяли в  свое
время  влиятельные лица  из  среды высшей феодальной аристократии -  враги и
противники выдающегося национального героя  Грузии.  Народ  же,  благодарные
потомки  предоставили  в  своей  памяти  Георгию  Саакадзе  почетное  место,
поставили его в  один ряд с  величайшими героями своей национальной истории.
Не  говоря уже о  сохранившихся памятниках народной поэзии,  непосредственно
выражающих возвышенное представление народа об  этой замечательной личности,
достаточно вспомнить,  как расценивали его деятельность и  историческую роль
великие знаменосцы национально-освободительного движения грузинского народа,
крупнейшие классики грузинской литературы Акакий Церетели и Важа Пшавела.
     В  своей речи,  произнесенной в  защиту Георгия Саакадзе,  "бессмертный
соловей  Грузии"  Акакий  Церетели  гневно  ополчился на  тех,  кто  пытался
оклеветать этого самоотверженного патриота. Поэт сравнивает Великого Моурави
с  самыми выдающимися героями всех  народов и  времен,  а  в  истории Грузии
ставит его в  один ряд с Вахтангом Горгасалом,  Давидом Строителем,  царицей
Тамар.  "Если б  поэма "Витязь в тигровой шкуре" не была бы написана гораздо
раньше,  -  говорит поэт,  -  то  мы  приняли бы  Георгия Саакадзе за живого
Тариэла.  Внешность его  и  разум,  желания  и  стремления,  его  дела  были
невероятными,    сказочными,    возвышенными".    В    подтверждение   своей
характеристики  поэт   приводит   многочисленные  высказывания  о   Саакадзе
грузинских и иностранных летописцев, историков, путешественников.
     Характеризуя крайне тяжелое состояние Грузии в "темное время" конца XVI
- начала  XVII  столетия,  когда  объятая  огнем  междоусобиц  и  разоряемая
иранскими  и   турецкими  завоевателями  страна  была  обречена  на   полное
уничтожение,  Акакий  Церетели заключает:  "Эти  разнузданные феодалы упорно
сопротивлялись царю, враждовали между собою. Часто они находили покровителей
в  лице  враждебных соседних государств,  приводили в  Грузию  их  войска  и
разоряли страну.  Так  они обрекли грузинское царство на  гибель.  Ничего не
могло спасти его,  кроме чуда.  И  такое чудо  появилось.  Это  был  Великий
Моурави Саакадзе".
     "Бывает, - продолжает поэт, - когда у дерева сохнет верхушка. На только
не станет цветов и  плодов,  но и листья начинают падать.  С первого взгляда
дерево кажется высохшим. Но нет! Дерево не падает, если не повреждены корни,
те  самые корни,  которые незримо распускаются в  земле и  оттуда доставляют
дереву  питательные соки.  Благодаря этим  корням  вместо высохший вырастают
новые ветви,  и дерево вновь оживает.  Так бывает и в жизни, с древом жизни.
Сила нации, ее корни находятся в народных низах. Так случилось с Грузией тех
времен. Когда ее поверхность - высшее сословие - полностью выцвела, ее низы,
т.е.  низшие сословия,  закаленные и выпестованные в бедствиях и испытаниях,
твердо  стояли  и  ожидали новых  ветвей,  новых  ростков.  И  это  ожидание
оправдалось".
     Так  расценивает Акакий  Церетели появление Георгия  Саакадзе на  арене
политической жизни  Грузии.  Поэт  подробно  рассказывает о  самоотверженных
патриотических  свершениях  Великого  Моурави  и   свою   речь   заканчивает
следующими  словами:  "...Закончилась  жизнь  этого  легендарного героя.  Он
жаждал увидеть Грузию в  таком же  состоянии,  в  каком она была во  времена
царицы Тамар.  Это