водил один из священнослужителей или 
старший между присутствовавшими «совершенными». Они открывались чтением 
какого-либо места из Нового Завета, проповедники толковали его в альбигойском 
смысле, причем объясняли отличия от латинского богословия и показывали, 
насколько католицизм отступил от Евангелия. После проповеди наступало так 
называемое благословение. Обыкновенные «радения» русских людей Божьих и 
молоканской секты??, имеющей разительное сходство по характеру и учению с 
альбигойцами, напоминают собрания, описанные в актах инквизиции XIII столетия и 
в сочинениях Эрменгарда, Алана, Еврара, Райнера и Монеты Кремонского. Взявшись 
друг с другом за руки, все верующие падали на колени, делали три земных поклона 
перед своими старшими и говорили им после первого и второго поклона: 
«Благословите нас», и после третьего прибавляли: «Молите Бога за нас грешных, 
дабы он сделал из нас истинных христиан и даровал нам блаженную кончину». 
Священники и другие из утешенных на каждый поклон отвечали словами: «Бог да 
благословит вас», и в завершение: «Да соделает Господь истинных христиан из вас 
и да сподобит вас блаженной кончины».
От немецких катаров мы имеем даже подлинную молитву, составленную рифмованной 
прозой: «Nimmer musse ich esterben, Ich musse um each erwerben, Dass mein end 
gut werde»,   а священник, заканчивая, произносил: «Und werdest ein gut mann».
После того собрание начинало петь молитву Господню, «единственно указанную 
истинным христианам». Молитва вообще, по их мнению, должна быть по возможности 
короче и никоим образом не обращаться к святым и Богородице или к Сыну и Духу, 
она должна призывать только одного благого Бога. «Отче наш» они пели по 
греческому образцу, заменяя слова «хлеб наш насущный» словами «хлеб наш 
сверхъестественный» и прибавляя в конце «яко твое есть царство» и так далее, 
что принято восточной Церковью. После молитвы священник провозглашал 
христианскую формулу, хотя совсем иначе понимал ее: «Во имя Отца и Сына и 
Святого Духа», а собрание отвечало: «благодать Господа нашего Иисуса Христа да 
будет с нами». Служба кончалась коленопреклонением и вторичным благословением, 
причем иногда священник произносил: «Отец, Сын и Дух Святой да сжалятся над 
вами и да простят прегрешения ваши». Никаких обоготворений, подобных обычаям 
некоторых тайных русских сект, здесь не происходило, хотя намеки памфлетистов 
приписывали это альбигойцам, но акты инквизиции, приведенные К. Шмидтом, не 
дают права на такое заключение.
      Перед священниками еретики преклонялись потому, что считали их одержимыми 
Духом Святым и стоящими ближе рядовых членов секты к Богу. Целью собраний было 
получить благословение этих людей, благословение, по верованию секты, мог 
сообщать Дух благодати, дух доброго Бога — так мистически перемешивали 
альбигойцы Евангелие со своей восточной системой.
      С гораздо большим торжеством совершался другой обряд, имевший огромное 
значение, заменявший для еретиков, как было замечено, и крещение, а отчасти и 
причастие — consolamentum. Во время гонений и опасностей этот обряд был окружен 
всевозможной таинственностью и совершался в уединенных местах, среди немногих 
присутствующих, дабы не привлечь внимание, тем более что раз принявший 
consolamentum уже тем самым заслуживал непременной смерти в глазах католиков, к 
такому человеку инквизиция была беспощадна. Впоследствии, когда альбигойство 
заняло в Лангедоке положение, в некотором смысле равноправное с господствующей 
Церковью, оно сосредоточило в этом обряде весь блеск, какой только оно могло 
допустить при своей обрядовой сдержанности. К нему готовились при помощи 
строгого поста и молитвы, бывали примеры, что не ели по три дня.
      Длинная зала, в которой происходил обряд, горела бесчисленными огнями, 
будто знаменуя огонь крещения; в середине стоял жертвенник, то есть стол, 
покрытый белой скатертью, и на нем — книга Нового Завета. Священники готовились 
к таинственному обряду омовением рук. Собравшиеся становились в круг по 
старшинству, соблюдая глубокое молчание, кающийся стоял посередине, неподалеку 
от огня. Священник держал в руке Новый Завет, он начинал рассказывать неофиту о 
суровости жизни, которую тот избрал для себя, наставлял его никогда не 
возлагать надежды на Римскую Церковь, но терпеть до последнего часа за веру 
альбигойскую. Потом священник неожиданно обращался к неофиту с решительным 
вопросом: «Брат, твердо ли ты решился принять нашу веру?» После утвердительного 
ответа обращенный становился на колени и, склонив голову между руками, 
испрашивал благословение. За этим следовала формула клятвы: «Я обещаю, — 
говорил коленопреклоненный, — служить Богу и Его Евангелию, никогда не 
обманывать, не клясться, не прикасаться к женщине, не спать раздетым, не 
убивать какое-либо животное и не есть ни мяса, ни молока, ни растений, ни рыбы, 
ничего не делать без молитвы, не путешествовать, не спать, не есть без спутника.
 А если попаду в руки неприятеля, то непременно в продолжение трех дней 
воздерживаться от пищи и никакими угрозами не отрекаться от своей веры». Он 
заканчивал призывом: «благословите меня», и все собрание вместе с ним падало на 
колени. Тогда приближался священ-: ник, давал испытуемому целовать еретическое 
Евангелие возлагал на него руки, потом подходили другие «совер-: шенные» и 
также возлагали на принимаемого руки, один на голову, другой на плечи.  Все 
собрание восклицало: «Славим Отца, Сына и Св. Духа», после чего священник 
просил Бога, чтобы Дух (параклет) низошел на неофита. Следом за тем все 
собрание читало молитву Господню. Служба подходила к концу, священник 
прочитывал первые семнадцать глав из любимого сектантами апокрифического 
евангелия от Иоанна. «Утешенному» в память о столь знаменательном для него 
событии давали шерстяную или льняную нитку, которой он должен был 
перепоясываться. Прежде чем разойтись, все священники обнимали новообращенного 
и давали ему два поцелуя мира, он, в свою очередь, целовал одного из стоявших 
около него «совершенных»,  а тот передавал лобызание всем присутствующим. Если 
же об