к освобождению святой Земли и борьба за своего 
вассала с английскими баронами были предметом последних помыслов Иннокентия — 
он уже был свидетелем торжества всех других своих планов, когда вспыхнуло 
революционное движение в Англии. А это еще больше побуждало его 
противодействовать последнему.

     Четвертый латеранский собор
      
Иннокентий наслаждался своим торжеством, председательствуя в сонме 
католического духовенства и послов от государей всей Европы, прибывших в Рим на 
поклон своему вождю. То было высшее и последнее торжество теократии, воплощение 
этой грандиозной и ненормальной идеи. Происходили заседания так называемого 
четвертого Латеранского собора.
Открывая заседания этого собора, Иннокентий был наверху своего счастья. Он пока 
не знал о восстании в Англии, будучи уверен в непоколебимости своего авторитета.
 Будто предвидя скорую кончину, ему хотелось привести и исполнение главнейшую 
мечту своей жизни. Он думал о новой войне с неверными, которая должна быть 
решительна и губительна для врагов Христа. Еще двенадцать лег тому назад он 
имел право рассчитывать на успех этого предприятия, но оно разрешилось странным 
и неожиданным обстоятельством — покорением христианского народа Византии, 
основанием новой империи, тогда как дело христианства в святой Земле было в 
плачевном положении.
Теперь Иннокентий ждал от созванного им собора тою, в чем он обманулся в первые 
годы своего правления.
      В самом деле, этот собор был истинным апофеозом Иннокентия. В какой бы 
конец Европы он ни бросил взор, он видел осуществление своих замыслов. 
Даровитейший из германских императоров был его питомцем и преданным другом; 
Вельфы были подавлены; король французский смирился; Англия составляла удел 
римской короны; Арагон и пиренейские государства были под опекой легатов; 
Византия была покорена, а европейская часть Восточной империи разделена между 
латинскими баронами и венецианскими патрициями; ересь альбигойская, некогда 
страшная для католичества, была разгромлена; могущественный го сударь Лангедока,
 граф Тулузы, был лишен владений; прочие бароны провансальской речи были под 
той же опалой; непокорные общины Юга, имевшие смелость приютить еретиков, 
трепетали за свою безопасность; на далеком Севере, у берегов балтийского 
поморья, прививалась, хотя и насильственно, католическая проповедь??. Счастье, 
удивительное торжество шло в след каждому проблеску мысли Иннокентия. И теперь 
он созывал католическое духовенство, чтобы создать в его присутствии не только 
последние каноны латинской Церкви, но и окончательно сформулировать ее 
догматику. Он завершает этим собором здание католицизма.
      И собор вполне соответствовал величию дела. Такою многочисленного и 
блистательного собрания никогда не видали стены Латерана. Приготовления к нему 
производились еще с начала 1213 года. Монфор торжествовал тогда над 
альбигойцами и на полях Мюрэ поражал их пылкого союзника. Манифесты, 
разосланные тогда, говорили, что целью этого двенадцатого вселенского собора, 
задуманного по обычаю древних отцов Церкви, будет: искоренение всяких пороков, 
насаждение добродетелей, преобразование нравов, уничтожение ересей, укрепление 
веры, прекращение раздоров, закрепление мира, ограждение свободы. Наконец, 
Иннокентий собирался подвигнуть христианских князей и народы на завоевание св. 
Земли и произвести должные изменения в быте высшего и низшего клира. Последние 
две цели были главнейшими 96.
Срок в два с половиной года был достаточен, чтобы прелаты заблаговременно 
обдумали все, что необходимо для улучшения положения их паств и епархий; 
большая часть должна была лично прибыть в Рим. В каждой провинции оставалось 
только по два епископа, но и им велено было присылать за себя аббатов97.
Одной из главных мыслей, воодушевлявшей членов собора и самого папу при 
открытии заседаний, были те же еретики Лангедока; настоящий собор должен был 
провозгласить и узаконить их уничтожение, которое, как ошибочно всем тогда 
казалось, фактически уже было достигнуто оружием. Но, — прихотливо 
распорядилась судьба, — от этого же собора гонимые феодалы Юга и даже сами 
альбигойцы ожидали облегчения своей участи. Монфор ждал одобрения своих 
подвигов и распоряжений; Раймонд здесь же искал защиты от них.
В день святого Мартина, 11 ноября 1215 года, под сводами церкви святого Иоанна 
Латеранского открылось первое заседание достопамятного собрания. Запад и Восток 
прислали своих представителей. Тут присутствовало четыреста двенадцать 
епископов, девятьсот аббатов и приоров и большое число прочего духовенства и 
монахов всех орденов98. 
Рим был тогда в полном блеске и отчасти напоминал дни своей старой славы. Тут 
сидел сам патриарх Иерусалимский, вытесненный из своей столицы и просивший 
защиты Иннокентия. Тут были послы патриархов Антиохии и Александрии и 
католический архиепископ Константинополя. С цветным духовенством мешались 
рыцарские доспехи герцогов, князей, баронов, мантии и кресты госпитальеров и 
тамплиеров. Тут были послы императоров германского и константинопольского, 
королей французского, английского, арагонского, кастильского, наваррского, 
леонского, португальского, венгерского, датского, иерусалимского и деспота 
эпирского. Тут были рыцари из армии Монфора с крестами на рукавах, вместе с его 
братом Гюи, под эгидой всесильных легатов и пышных епископов Лангедока, — всеми 
уважаемые, всех интересовавшие и от всех скрывавшие свои нерыцарские подвиги в 
стране, которую они опустошили. Тут же были гордые горожане богатых итальянских 
республик; тут же искал милости скромный посол развенчанного Оттона.
И между всем этим множеством лиц уединенно сидели, в простых одеждах, как бы 
ожидая ужасного приговора, два Раймонда Тулузских, отец и сын вместе с 
осужденным виконтом; с ними было несколько лангедокских феодалов, лишенны