сь под его покровительство, если не по 
искреннему убеждению, то из необходимости, утверждались в своих правах.
Короли вообще не могли сочувствовать пестрой общинной жизни. Средневековая 
коммуна, взращенная больше трудом и горем, стоившая часто так дорого своим 
гражданам, не могла не сознавать себе цены и, естественно, носила тот дух 
строптивости, беспокойства, который не мог нравиться королям с их ровной 
системой. Целью каждого средневекового города было выработать у себя 
коммунальное устройство, но рост королевской власти во Франции заставлял 
большую часть из них останавливаться на половине пути и довольствоваться лишь 
льготами и некоторыми исключениями из образа управления короля или феодала.
Автор истории города Лаона, живший в начале XII века, аббат Гвиберт, отзывается 
про общину тоном ненависти и презрения. Он удивляется потворству баронов 
простому народу. «Горожане, — замечает он, — избавлены от сбора налогов, кроме 
положенного однажды в год, и от всяких повинностей, которым обыкновенно 
подлежат рабы».
Но в общине были не одни льготы, пожалованные бывшим владельцем; община имеет 
значение столько же политическое, сколько моральное, ее надо рассматривать как 
целостное государственное явление и вместе с тем как живой пример, зовущий к 
свободе и самоуправлению. Ее создавала не милость владельца, а право, добытое 
кровью, оружием и большими материальными пожертвованиями.
Хотя в городах северной Франции господствовал демократический дух, тем не менее 
общины в строгом понимании этого слова существовали только на Юге. В Лангедоке, 
Гиенни и Провансе благоприятные условия коренились в римском прошлом, там 
общинное устройство сжилось с историей страны и сделалось неотемлемым ее 
достоянием.
Не то было в собственно Франции. В ней возникло два рода городских учреждений — 
в северных ее провинциях самоуправление оказалось выработано ходом внутренних 
событий, в средних оно было даровано владетелями и утверждаемо иногда королями 
(17). Однако эта частная городская жизнь с мэрами-заседателями сильно 
отразилась на государственной истории Франции. Учреждения средневековых городов 
изменили уклад общественной жизни.
В продолжение всего XIII столетия шла борьба городского права с феодальным, 
новых понятий с привычками старого времени. Сперва новизна наступает боязливо, 
потом смелость защитников ее увеличивается и они сокрушают феодальное бесправие 
вместе с феодальными замками под эгидою вернувшегося из давних веков римского 
права. В перепетиях этой борьбы развивается и крепнет сила третьего, 
торгово-городского, сословия, а обычаи его из городского круга переносятся в 
государственную практику. Особенно важно влияние коммунального права на 
законодательство о семье, состояниях и наследстве. Оно устанавливает 
имущественное равенство между всеми детьми, равенство братьев и сестер в 
гражданских правах, общность имущества, приобретенного во время супружества.
При всем сходстве целей монархическая власть не совсем дружелюбно была 
расположена к коммунам. Богатство фландрских городов и блистательная жизнь 
городов лангедокских возбуждали жадность королей. В основании общины лежал 
принцип, неблагоприятный монархическому, поскольку она создавалась благодаря 
предприимчивости и отваги ее обитателей, которые прекрасно владели оружием, 
которые бились до последнего и погибали за свободу и самостоятельность. Звук 
вечевого колокола, вид муниципального ополчения, выборы городских властей, с 
которыми горожане свыкались с первых воспоминаний детства, имели на них 
магическое влияние.
Филипп Август терпел неудачи в борьбе с общинами, поскольку близость к северу 
давала энергию защитникам общинного начала: торговцы Фландрии били железных 
рыцарей. Короли XIII столетия посвятили себя уничтожению опасного 
республиканского начала с одной стороны — во Фландрии и соседних северных 
провинциях, с другой — в Лангедоке. Альбигойцы подали повод к осуществлению 
последней цели, и потому крестовые походы против них служат выражением 
политических унитарных стремлений французских королей. Но государству пришлось 
остановиться на компромиссе: короли поняли, что община, лишенная полной 
самостоятельности, может послужить для них помощницей в другой борьбе, которую 
они одновременно предприняли против врага более закоренелого — феодализма. В 
своих владениях король давал вольности городам, но не допускал введения 
коммунального устройства. Такие города, как Париж, Орлеан, Бурже, Этамп, Моррис,
 никогда не были общинами. Мане составлял исключение, оправдываемое близостью 
Нормандии. Дальнейшее расширение французской территории должно было, 
следовательно, идти вразрез с интересами республиканской городской жизни, 
придавшей столько республиканского очарования средним векам.
      Между тем Филипп II был счастлив в завоеваниях. В продолжение 1199-1205 
гг. он отвоевал от Иоанна Английского его французские феоды: Нормандию, Анжу, 
Мен, Пуату и Турень. Был даже предлог, который санкционировал за ним эти 
владения. В 1203 году Иоанн убил своего племянника Артура, владетеля Бретани. 
Филипп потребовал Иоанна, как одного из вассалов??, к суду пэров и до окончания 
процесса объявил Нормандию своей. Иоанн отправил к Филиппу посольство, которое 
просило ручательства в том, что королю английскому дозволено будет 
беспрепятственное возвращение из Франции. «Всеми святыми французскими клянусь, 
— воскликнул король, — что это может быть только с решения суда» (18). Иоанн не 
решался ехать, а суд баронов заочно приговорил его к лишению ленных владений. 
Таким образом Филипп II вернул большую часть земель, считавшихся некоторое 
время, вследствие брака его отца??, в числе ленов французского королевства.
      Замыслы Филиппа простирались теперь на другую часть приданого королевы 
Элеоноры, а затем и на весь остальной юг Франции, его соблазняли богатства и 
роскошная жизнь пышных князей, рыцарей, торговцев