асто появлялись у самых ворот города. Нельзя было знать, откуда ожидать его. 
Тут нападал изменник Балдуин, там — Гюи Монфор, здесь внезапно являлся сам 
Симон, всегда неодолимый, которого боялись альбигойцы и который наводил на них 
ужас. Граф Раймонд утомился в этой блокаде. Положение его, столь безысходное, 
столь мучительное, выводило его из себя. Он решился наконец прибегнуть к 
последней мере, о которой думал давно и которая, как ему казалось, принесет 
лангедокцам победу.
В октябре 1212 года граф Раймонд Тулузский со свитой галантных баронов ехал по 
направлению к Пиренеям. Он пробирался в Арагон — просить прямой помощи у короля 
дона Педро. Тогда же пышный кортеж выехал из Тулузы по направлению к нижним 
Альпам. Это было торжественное посольство к папе Иннокентию с последними 
объяснениями тулузцев.
И тогда же новый могущественный повелитель Юга граф де Монфор созывал своих 
верных друзей и союзников, светских рыцарей и духовных прелатов, а также 
усмиренных баронов провансальских в город Памьер.

     Памьерские постановления
      
Здесь предстояло дать прочную административную организацию завоеванию, 
предстояло закрепить за собой все отнятое от законного графа и распорядиться 
добычей. Симон не был настолько государственным человеком, чтобы в тех 
политических идеях, которые он спешил осуществить теперь, быть способным 
следовать новому духу, начинавшему тогда веять во Франции. Монфор далеко не 
обладал преобразовательным гением своего государя Филиппа Августа. Он 
действовал в духе средних веков, воплощая общий государственный идеал своего 
времени. 
Тем не менее акты, составленные на этом собрании, весьма важны. Памьерские 
ордонансы и статуты 1212 года — важнейшие из правовых памятников средних веков. 
То был новый кодекс Юга, некоторое обновление феодальной, государственной и 
социальной жизни Лангедока, и потому эти любопытные документы должны привлечь 
наше особенное внимание.
Но прежде следует взглянуть на общую государственную реформу, произведенную 
нашествием французов. Если рассматривать дело проще, без его церковного 
обоснования, то завоевание Лангедока Монфором является таким же фактом, каким в 
свое время было нашествие саксов на бриттов, норманнов на саксов, норманнов на 
южную Италию или попытки латинян захватить области Византийской империи. 
Пришельцы должны были вносить в завоевываемые места новые государственные и 
социальные начала.
      Феодально-государственный быт северной Франции того времени мало чем 
отличался от южной, хотя централизация уже заявила о себе; те Монфоры, которые 
некогда были жертвой французских королей XII века, в Лангедоке сами 
уподобляются Людовику VI??. Но другое дело было влияние социальное. Из вечно 
веселого, смеявшегося Юга памьерские статуты создали угрюмый монастырь, из 
царства трубадуров — царство прелатов с невыносимейшим из гнетов — клерикальным.
 Государство Монфоров стремилось поработить и стереть местную светскую 
аристократию, заменив ее французской, назначаемой победителем. Эю государство 
было разделено в политическом отношении на две области: Каркассэ и Аженуа. С 
новой столицей, Кар-кассоном, этим первым завоеванием крестоносцев, столицей 
сенешаля, оно вносило в страну не только незнакомое государственное начало, но 
делало из нее нечто вроде французской области, находившейся на военном 
положении  В руках этого сенешаля, который из Каркассона переезжал в Безьер и 
Лимож, сосредоточивалась и военная и судебная власть; он совершал 
неограниченную расправу с тем же самовластием, с каким созывал ополчение. 
Устройство Аженуа было таким же. Изменник Букхард де Марли из рода баронов 
Монморанси был первым сенешалем в Каркассоне; он властвовал от пределов Фуа до 
города Монпелье, творя суд над баронами, прежде независимыми и склонявшимися 
разве только перед городскими властями. Сперна сенешаль властвовал один, но 
впоследствии получил днух помощников или наместников, из которых один вел 
уголовные дела, другой гражданские, так что на его долю остался надзор над 
совершением судебных функций, да и то к судьям был приставлен королевский 
прокурор. Апелляция на их решения передавалась, по французскому обычаю, в 
парламенты, которые стали утверждаться около того времени. Вообще Юг в судебном 
отношении был приравнен к Северу 27.
      На социальный быт, то есть на нравы и общественную жизнь Юга, нашествие 
сподвижников Монфора имело или по крайней мере хотело иметь фатальное влияние. 
Католическому историку знаменитого воителя казалось, что социальные и 
административные реформы его героя имели в виду разрушить какое-то зло, 
господствовавшее до него в Лангедоке; под этим злом подразумевались 
образованность,  блеск общежития,  изысканность  нравов, богатство страны.
«С прежних времен области эти были жертвой грабительства и хищений всякого рода,
 вельможа терзал бедняка, сильный теснил слабого. Потому-то благородному графу 
угодно было определить все порядки, а также известные пределы,  которые никто 
не должен нарушать, указать, насколько по справедливости рыцари имеют право 
пользоваться законными доходами и при каких условиях меньшие люди могут 
существовать под крылом господ, не будучи обременены их чрезмерными 
вымогательствами»28.
Читатель знает из первой главы этого сочинения, были ли на самом деле 
неблагоприятными сословные условия, на которые счел нужным указать сернейский 
монах. Реформа, замысленная Монфором, предназначалась совсем для другой цели — 
для удовлетворения более практических интересов завоевателей.
Монфор хотел оправдать себя перед историей, предоставив исполнение дела не себе,
 а парламенту чинов. В парламенте участвовали епископы, рыцари и горожане, 
число их неизвестно. Монфор предложил собранию статут для государственного 
управления; парламент поручил его редакцию особой комиссии из двенадцати членов.
 В ней участвовали четыре духовных лица: епископ Тулузы, епископ Консеррана, 
один тамплиер и один госпитальер, четыре французских рыцаря и четыре местн