|
ы наказывали виновных разрушением и грабежем
домов. Общество считало себя одним из отрядов Монфора. В ознаменование своего
тождества с крестоносцами, члены братства носили белый крест и давали ту же
присягу быть верными и всегда служить Церкви.
В противовес этому обществу образовалось другое, уже в самой крепости, в бурге,
и называлось "черным товариществом". Последнее было гораздо многочисленнее и
могущественнее, так как опиралось на общий дух, господствующий в столице и
подогреваемый ее властями. Часто на улицах сталкивались вооруженные пешие и
конные соперники, начинали свалку и обагряли кровью городские площади, как
позднейшие религиозные партии во Флоренции, во время Савонаролы. "Этими
раздорами, - с горьким чувством говорить певец провансальский, - граждане
губили друг друга, тогда как, если бы они были соединены, никакие крестоносцы
на свете не могли бы сделать им зла. А теперь они готовы погибнуть все и с ними
вся страна, опустошенная, обезлюденная. Ибо французы, итальянцы и все другие
преследуют их с большим озлоблением, с большею ненавистью, чем саррацины" (68).
Напрасно граф тулузский пытался прекратить эти междоусобицы; напрасно
впоследствии, он сопротивлялся удалению в неприятельский лагерь 5000 белых,
когда те решительно заявили о таком намерении. Они сумели-таки настоять на
своем с помощью обмана; переправившись через Гаронну под Базаклем там, где их
ожидали менее всего и где их не стерегла тулузская милиция, они явились на поле
лаворском и соединились с отрядами Монфора.
Летом 1210 года, силы Монфора были сосредоточены в другом месте, за восточной
границей тулузского графства, недалеко от Кабарста, а именно - под замком
Минервой. B крестоносном лагере были все три легата: Арнольд, епископ Риеца и
Феодосий. Выгодное стратегическое положение Минервы уже давно обращало на себя
вни-мание Монфора. В прошлом походе крестоносцы миновали этот пункт;
недоступность замка делала его основной базой для еретиков; сюда последние
стеклись во множecтве и находили здесь много заготовленных средств для
cущecтвoвaния.
Вся местность вокруг Минервы, некогда носившая имя графства Минервуа, изрыта
горами; здесь главный узел этих хребтов, возвышающихся во всех частях Старого
тулузского графства к югу от Гаронны и неприметных только в северной стороне. В
самой возвышенной точке так называемых Черных гор, скалы растут над скалами и
поднимают на себе угрюмую и до-вольно обширную крепость, вокруг которой
цепляются дома вилланов. Стремнины, овраги, пропасти, делают едва доступным
этот замок, извилистая дорога к которому известна только обитателям его, да
немногим окрестным жителям. Охранял Минерву значительный гарнизон; он находился
под личным начальством своего владетеля, барона Вильгельма.
Симон де Монфор, понимая всю трудность дела, усилил свое войско отрядами
виконта нарбоннского. В его лагере была жена, недавно прибывшая из Франции и
везде почетно встречаемая французами как будущая властительница Лангедока.
Крепость была обложена со всех сторон; сам Симон стоял с запада, гасконцы с
востока , нарбоннцы с севера, - а с юга был назначен штурм. Приготовили
метательные машины. Особенно в этом деле отличились гасконцы; они изготовили
особый по величине снаряд; камень, которым заряжали его, был невероятной
тяжести; содержание артиллеристов, которые обращались с этим огромным
сооружением, ежедневно стоило более 20 ливров. Эту диковинную машину Монфор
взял к себе. Стрельба производилась первое время день и ночь.
Раз, когда уже первый жар крестоносцев остыл, и когда губительные действие
машины несколько приостановились, ночью на воскресенье, осажденные незаметно
сделали вылазку с пучками пакли и сухой соломы, подложили их к самой машине и
зажгли ее. Удушливый густой дым распространился в воздухе и без того
накалившемся от постоянной июльской жары. В лагере спали все, даже караулы;
только один солдат вышел из палатки и, поняв, в чем дело, пронзительно закричал.
В это самое мгновение копье, метко направленное, опрокинуло его мертвым на
землю. Но некоторые уже успели проснуться и через минуту весь лагерь был на
ногах; осажденные отступили; пламя успели потушить. Машина стала действовать
по-прежнему; прочие неустанно поддерживали ее.
У осажденных недоставало припасов; они начали думать о переговорах. Граф Монфор
отказался вести их от своего имени; так объявил он барону Вильгельмy при
свидании с ним. Без совета и благословений папскнх легатов, а особенно аббата
Арнольда, он ничего не предпринимал, ни на что не решался. Положение же аббата
Сито было очень затруднительно; как крестоносец, он считал своей обязанностью
отбить врагов Христа; как священник и духовное лицо, он не мог обречь смерти
часть жителей Минервы. Арнольд предложил заключить письменную ка-питуляцию, но
когда, условия со стороны барона были прочтены, легат не одобрил их и объявил
возобновление военных действий. Арнольд настаивал на безусловной капитуляции,
на выдаче всех еретиков - "верных" и "совершенных", которым обещал жизнь только
на том условии, если они обратятся в католичество; самый замок легат
предназначал Монфору; Вильгельму же обещал жизнь.
Замечательно, что в лагере крестоносцев были такие лица, которые считали очень
снисходительными условия, предложенные легатом. Рыцарь Роберт де-Мовуазен
душевно сожалел, что нечистым еретикам предлагают пощаду; он боялся, что они из
страха согласятся на притворное отречение и тем избегнут костра, который уже
давно был присужден им храбрым французом. Легат успокоил его, заметив, что
бояться нечего.
"Я полагаю, что очень немногие из них обратятся", - сказал Арнольд (68).
Между тем необходимость заставила осажденных принять условия, как они ни были
тягостны. Ворота были отворены неприетелю. С хоругвями, крестами и распущенными
знаменами
|
|