в "Установлениях" приводится в пример брат Парис и 
два других тамплиера, которые убили христианских купцов в Антиохии. Их судили 
пред монастырем и присудили к бичеванию, проведя через Антиохию, Триполи и Тир, 
провозглашая: "Смотрите, вот правосудие, которое чинит Дом этим дурным людям". 
Затем их бросили на вечное заточение в темницу Замка Паломника, где они и 
умерли. [441] 
      Орден Храма наказывал потерей Дома за мелкую кражу, которую понимают 
разнообразно: выйти из замка или запертого дома ночью или днем иначе, чем через 
дверь; украсть ключи или сделать второй ключ; утаить от своего командора 
имущество Дома стоимостью в три денье и более; запустить руку в котомку к 
другому. Один тамплиер улизнул из французского командорства через стену, и 
капитул предоставил ему отсрочку суда. Ги де Базенвиль, тогдашний магистр во 
Франции, приехал в Сирию и спросил магистра ордена Храма, Реноде Вишье, который 
находился в Цезарее при Людовике Святом, заслуживает ли подобное такого же 
наказания в стране христианской, как и в сарацинской марке. "И тот ему сказал, 
что брат, выходящий из запертого дома иначе, как прямо в дверь, потерял Дом. 
Таким образом, он отправился во Францию, где находился брат, и тот лишился 
Дома". [442] 
      Продажа без разрешения меры зерна с гумна в командорстве Мас Деу в 
Руссильоне, кража миски масла с овчарни другого Дома повлекли то же наказание. 
К мелкой краже отнесли также случай, происшедший с одним дезертиром. Он может 
вернуться в Дом, если он унес только вещи, в которые сам одет, а главное, - 
ушел без вооружения или доспехов. Если он носит плащ ордена с красным крестом, 
то должен возвратить его после первой ночи, или его будут считать навсегда 
исключенным из ордена Храма. 
      Ибо дурные братья, оставлявшие Дом и увозившие оттуда одежду, носили ее в 
тавернах и борделях, и в плохих местах, отдавали в залог и продавали ее дурным 
людям, отчего Дому был великий стыд и великое бесчестье, и великий скандал <...
> 
      Чтобы вступить в Дом, претендент должен объявиться у главных ворот 
какого-либо командорства в Провинции, откуда он сбежал, и просить духовника 
походатайствовать за него. 
      И когда духовник пожелает напомнить о нем братьям, он должен сказать <...
> "Дорогие сеньоры-братья, такой-то человек - или такой-то сержант" - и он его 
называет, - "который был нашим братом, находится у главных ворот и ожидает 
милосердия Дома". 
      Затем командор советуется с капитулом, - может ли дезертир вернуться; 
ежели ничто не свидетельствует против него, "и когда сей безрассудный брат 
провел долгое время у врат, дабы лучше признать свое безрассудство, достойные 
мужи зовут его на капитул. Он должен раздеться совершенно, до штанов, у главных 
ворот, где он находится, и так, с веревкой на шее, должен прийти на капитул и 
опуститься на колени пред тем, кто ведет капитул, и оттуда должен умолять с 
рыданиями и слезами <...> чтобы они сжалились над ним". 
      Если речь идет о ком-то, от кого орден предпочел бы избавиться, командор 
может сказать ему: "Дорогой брат, вы знаете, что вам следует принести великое и 
долгое покаяние, и если вы попросите разрешения обратить вас к другому ордену, 
чтобы спасать свою душу, я полагаю, что вы обретете выгоду для себя". Но если 
умоляющий настаивает в своей просьбе, нет права отказать ему в этом. Его 
передают духовнику, который надевает на него облачение без креста и помещает 
его у себя в доме. В течение года и дня он работает с рабами, ест на земле и 
постится три раза в неделю - покуда капитул не окажет ему милости. Самое 
удивительное доказательство могучей привлекательности, которую вызывал орден, - 
что рыцари готовы добиваться права снова носить белый плащ на столь 
унизительных условиях. 
      <...> Брат Пон де Гюзан покинул Дом в Провансе и женился, а по истечении 
некоторого времени его жена умерла, и он попросился заново вступить в Дом. 
Братья ему сказали, что он был их братом и что не может вернуться в Дом, не 
покаявшись сначала. И Пон де Гюзан ответил, что он никогда не приносил ни обета,
 ни обещания, а на самом деле он ехал в Святую землю и захворал на корабле, и 
попросил быть принятым в орден, и на него набросили плащ, как если бы он был 
мертв; но впоследствии он жил как брат и стал туркополом монастыря. А потом он 
решил, что его ничто не удерживает в ордене Храма, и снял свой плащ, и вернул 
все, что должен, следуя обычаям, и ничего не унес, а теперь он хотел бы быть 
братом. 
      Братья ответили, что он должен считаться братом по церковному праву, как 
если бы он принес обет и обещание, потому что прожил так долго в нашем Доме. И 
он был приведен к покаянию в год и день, и выполнил свое покаяние, и вернулся в 
Дом. [443] 
      Этот рассказ происходит из каталонской версии, которая также повествует о 
случае, когда тамплиер покидает орден и в тот же день подымается на борт судна. 
Если он раскаивается в своем бегстве и объявляется в каком-либо командорстве 
ордена Храма, ступив на землю, его отсутствие исчисляется только одним днем, 
"ибо тот, кто находится на борту корабля, не делает то, что хочет", и его 
наказание, таким образом, должно быть легче. Если судно привозит его в Акру, он 
должен просить капитана и других достойных мужей, находящихся в путешествии, 
проводить его к магистру ордена Храма, чтобы засвидетельствовать его поведение 
в пути и походатайствовать в его пользу. 
      В Каталонском уставе рассказывается об одном из наиболее ошеломляющих дел.
 Б Каталонии случилось, что некий тамплиер из недоброжелательства изготовил 
фальшивые буллы кардинала-исповедника. Он показал их некоторым из своих 
сотоварищей, требуя хранить это в тайне. Последние его горячо порицали, но не 
донесли на него. Подделыватель предъявил свои буллы на генеральном капитуле, 
где подлог был немедленно обнаружен, вызвав всеобщее возмущение. Заставили 
взывать о милосердии всех, кто знал об этом,