; и вперед послали отряды землекопов и 
кузнецов. 
      Перед началом строительства епископ Марсельский после службы обратился с 
краткой проповедью и заложил первый камень. Сверху, в качестве приношения, он 
положил кубок из позолоченного серебра, полный монет. Это произошло 20 декабря 
1240 г. 
      Поскольку не хватало воды и надо было ее привозить с великими затратами и 
великим трудом издалека, епископ беспрестанно изыскивал источники, которые 
могли бы наполнить "поильню". Однажды старый сарацин сказал его духовнику: 
"Если ваш магистр пожелает дать мне тунику, я покажу ему источник ключевой воды 
внутри замка". Когда ему пообещали то, что он просил, он показал им 
расположение древнего колодца, погребенного под развалинами стен <...> 
      Следующей весной Бенедикт отправился в Марсель и вернулся в Святую Землю 
в начале октября 1244 г. Он нашел замок Сафет оконченным "Милостью и 
Провидением Божиим, и силой и щедростью рыцарей Храма, которые потрудились с 
таким умением и усердием, что столь чудесное и превосходное строение показалось 
бы скорее творением Бога, нежели людей". Замок, расположенный на возвышенности 
посреди гор, окруженный пропастями, скалами и утесами, казался неприступным. Он 
был окружен рвами - "прекрасным рядом рвов", о которых говорит Лоуренс, - и 
позднейшими укреплениями со скрытыми площадками для катапульт и камнеметов. 
Семь башен украшали крепостную стену. Замку принадлежали леса и фруктовые сады, 
виноградники и пастбища; воздух был здоровым, а земля плодородной. Там 
выращивали фиги, гранаты, миндаль, маслины, в изобилии было вина и зерна. Рощи 
поставляли древесный уголь для отопления печей. Имелась также большая цистерна, 
чтобы поить животных и орошать огороды, и другие цистерны с питьевой водой. За 
замком находилось двенадцать водяных мельниц, а многие другие, приводимые в 
движение ветром или тягловой силой животных, располагались внутри. 
      Тамплиеры возводили крепость два с половиной года и истратили одиннадцать 
сотен тысяч сарацинских золотых монет; ежегодные расходы на ее содержание 
доходили до сорока тысяч золотых сарацинских монет, больше, чем доходы с домена.
 Каждый день в замке столовалось более 1700 человек, а в военное время - 2200. 
Ежегодно требовалось столько продовольствия, что только пшеницу и ячмень 
доставляли 12 тысяч мулов, не говоря уже о прочих съестных припасах. Гарнизон 
состоял из 50 братьев-рыцарей и 30 братьев-сержантов с лошадьми и вооружением, 
50 местных конных наемников, 300 баллистщиков [прислуги при метательных 
машинах], 820 оруженосцев и сержантов и 40 рабов. 
      Замок Паломника, Сафет, Бельвуар в Галилее, Бофор и Аркас в Ливане, 
Ареймех (Красный Замок), Сафита (Белый Замок) и Тортоза в Сирии, Баграс и 
Гастен на Оронте, Скала Гийома, Скала Рюссоля, Дарбезак и порт Боннель в 
Армении являлись тяжким бременем для Дома ордена. Если еще прибавить к этому 
расходы на содержание монастыря - подвижной силы ордена Храма, которая состояла 
из 300 рыцарей и, возможно, такого же числа братьев-сержантов монастыря с их 
оруженосцами, местными наемниками, караваном сменных и вьючных лошадей; и двух 
монастырей Триполи и Антиохии (не считая боевых сил в Европе, на Иберийском 
полуострове, - монастыря Испании, лишь вдвое уступавшему монастырю Святой Земли,
 и всех крепостей на содержании Дома до самой Коимбры), становится ясно, какая 
финансовая проблема должна была решаться ежедневно магистром и казначеем. И мы, 
к чести тамплиеров, можем констатировать, что обвинения в "стяжательстве" были 
брошены им только в тот момент, когда орден взял на себя эту тяжкую 
ответственность и когда донаторы начали ограничивать свою благотворительность, 
быть может, под влиянием тех же наветов. 
      Уже в 1182 г. орден Храма постиг финансовый кризис, ибо булла Луция III, 
обращенная к епископам Нарбонны, Оша, Арля и Экса, оговаривала, что "особы из 
этих диоцезов, кои бы одолжили деньги под залог у тамплиеров, должны не позднее 
30-ти дней выплатить их братьям". [346] Мы можем связать это требование с 
потерей Шатле в 1180 г. и с плачевным положением Святой Земли. 
      Тамплиеры вели нескончаемую борьбу с белым духовенством за десятины и 
завещания. Немногие архиереи выказали такое же сочувствие, как Бенедикт 
Марсельский. Долгое время Александр III порицал власти епархий за желание 
востребовать треть всего имущества, отказанного по завещанию рыцарям; викарии 
приходов, говорил Папа, не должны ничего требовать из даров или завещания 
имущества, за исключением сделанных их прихожанами, кои пожелали бы быть 
погребенными на кладбищах ордена; в этом случае приходская церковь имела право 
на четвертую часть стоимости завещания. [347] Эта тема вновь была поднята 
Урбаном III, хотя он и предоставил белому духовенству еще большие блага. Отныне 
оно получало право на четверть всего имущества, завещанного ордену Храма, и на 
четверть всякого завещания от тех, кто велел похоронить себя на кладбищах 
тамплиеров, не оставив приходской церкви "сообразного взноса". [348] В 1191 г. 
Целестин III оговорил, что четверть завещаний имущества не должна изыматься из 
завещательных даров вооружением и лошадьми ("из великой необходимости ради 
защиты Святой Земли"). В самом деле, крестовый поход был в разгаре. [349] 
      Архиепископы и их викарии настаивали также, чтобы орден Храма был 
освобожден от десятин только на своих недавно распаханных землях - или целинах, 
novales, - в то время как тамплиеры считали себя освобожденными от налогов на 
всех площадях, которые они обрабатывали "своими собственными руками или при 
помощи своего тяглого скота". До сего дня сохранились в изобилии документы, 
подкрепляющие позицию тамплиеров, и Папы соглашались с ними. Но, как 
свидетельствует по этому поводу их сборник булл, ордену очень часто