дущему храмовнику во время церемонии 
приема (статья 661).
        Исходя из этих соображений, я сделаю три важных замечания более общего 
характера.
        Прежде всего, необходимо дать справедливую оценку рассказам о дружеских 
отношениях тамплиеров с мусульманами. Хорошо известен хрестоматийный текст 
арабского автора Усамы ибн-Мункыза, где он бахвалится своей дружбой с 
тамплиерами. Помимо того что его свидетельство единично (другие мусульманские 
авторы, напротив, исполнены чрезвычайной враждебности по отношению к христианам 
вообще и военным орденам в частности), вот короткий отрывок, который достаточно 
хорошо иллюстрирует границы понимания, возможного между тамплиером и 
мусульманином:
          
Я видел, как один франк пришел к эмиру Му'ин ад-Дину, да помилует его Аллах, 
когда тот был в Ас-Сахра, и сказал: «Хочешь ты видеть бога ребенком?» — «Да», — 
сказал Му'ин ад-Дин. Франк пошел впереди нас и показал нам изображение Мариам, 
на коленях которой сидел маленький Мессия, да будет над ним мир. «Вот бог, 
когда он был ребенком», — сказал франк. Да будет превознесен великий Аллах над 
тем, что говорят нечестивые, на великую высоту!197
        
        Большая политика иногда требовала знаков любезности по отношению к 
неверным, но явно не таких, чтобы отрекаться от своей веры ради Девы Марии. 
Усама, который постоянно посылает всех франков в ад, не имел ни малейшего 
намерения заходить дальше простой вежливости.
        Во-вторых, все домыслы по поводу так называемого синкретизма 
храмовников с мусульманской религией, эзотерическим учением ассассинов и тому 
подобное, короче говоря, все попытки доказать, что тамплиеры не были или больше 
не были христианами, доходят до абсурда. Тамплиеры были христианами — и 
христианами фанатичными. И именно таковыми их считали мусульмане.
        В-третьих, Ридфор может представлять агрессивное христианство крайнего 
толка, которое наверняка было более широко распространено в ордене, нежели 
обычно считают, и этим, без сомнения, объясняется его избрание магистром. 
Предпринятое Ж. Дюби исследование битвы, Божьего суда, игры в шахматы, где на 
кон ставили все, дополняет следующее замечание Д. Сьюарда: в сражении при 
Фонтен де Крессон Ридфор, возможно, думал о суде Божьем и вспоминал слова Иуды 
Маккавея: «Число мало значит для победы, если сила исходит от Бога», - мысль 
эта пользовалась популярностью на протяжении всего средневековья, в том числе в 
самый разгар Столетней войны!188
        В то же время Ридфор был склонен к крайностям. Его ненависть к Раймунду 
Триполийскому была буквально болезненной; влияние на Ги де Лузиньяна — 
непомерным: поведение в битве — неуравновешенным. Не забудем, что он вступил в 
орден после болезни. Рассказ о его смерти, принадлежащий Амброзию, позволяет 
сомневаться в том, что он выздоровел. Это была не просто болезнь несчастной 
любви!
       
       Эпилог
        
        За месяц, прошедший с битвы при Хаттине, Саладин завоевал все 
королевство: крепости и города, оставшиеся без защитников, пали без 
сопротивления. Отказавшись от мысли захватить Триполи и Антиохию, 
проигнорировав те немногие замки, что еще продолжали обороняться, Саладин решил 
захватить Иерусалим, что стало бы неоспоримым символом его победы в священной 
войне. Прежде чем начать осаду, султан подчинил себе Аскалон: для этого он 
распорядился привезти из Дамаска Ги де Лузиньяна и Жерара де Ридфора, чтобы те 
приказали королевским и орденским гарнизонам в Аскалоне и окрестных замках 
сдаться. Возможно, здесь кроется причина странного милосердия Саладина: он 
использовал короля и магистра, чтобы ускорить и упростить завоевание Святой 
земли. В октябре, после нескольких дней осады, Иерусалим капитулировал. Каждый 
житель мог беспрепятственно уйти из города — предварительно заплатив за свою 
свободу. Госпитальеры пустили на выкуп свою долю казны Генриха II; патриарх 
отказался расставаться со своей; орден Храма дал деньги, зажиточные горожане 
упирались и не хотели платить за бедняков. Бесчестье стало уделом всех199. Те, 
кто сумел откупиться, образовали три группы. Во главе их встали последние 
защитники города, Бальян д'Ибелен и командоры тамплиеров и госпитальеров: они 
проводили жителей Иерусалима в Тир, куда стекались беженцы со всего королевства.
 Под защитой прочных крепостных стен, получив подкрепление в виде отряда 
крестоносцев — им руководил энергичный Конрадом Монферратский (его отец 
Бонифаций был одним из пленников Хаттина), — Тир выстоял, и в конце декабря 
1187 г. после двух месяцев бесплодной осады мусульмане отступили. 
Королевствовсе еще держалось. Саладин освободил Ридфора и Лузиньяна, прекрасно 
зная, что таким образом посеет раздор в стане латинян, разделившихся в вопросе 
об ответственности этих двоих людей за произошедшую катастрофу. Ридфор снова 
возглавил орден Храма. Изгнанный из Тира вместе с Ги, он последовал за ним в 
безрассудной, но удачной авантюре по отвоеванию Акры. Именно там он и погиб в 
бою 4 октября 1190 г. Предоставим слово Амбруазу. «В этом деле был убит магистр 
ордена Храма, тот, кто сказал доброе слово, шедшее от его доблестной выучки», 
говорит наш точный и саркастичный хронист:
          
Когда люди храбрые и смелые говорили ему в этой атаке: „Ступайте отсюда, 
господин наш, ступайте!" (И он смог бы, если бы захотел.) Отвечал он: „Богу 
совсем не будет угодно, ни то, чтобы я был в другом месте, ни чтобы упрекали 
орден Храма в том, что видели меня убегающим". И он так не поступил. Он погиб, 
потому что на него набросилось множество турок200.
        
        Тремя годами раньше Саладин вступил в Святой град. Он совершил очищение 
святых мест