проникнуть в брешь, и они 
сразу же столкнулись с яростным сопротивлением аскалонских воинов151.
        Во всяком случае, как на Востоке, так и на Западе тамплиеры обладали 
серьезным преимуществом перед всеми прочими: оно заключалось в способности к 
мгновенной мобилизации. Вполне возможно, что они действительно хотели первыми 
захватить город. Нопочему? Ради добычи? Предполагается, что Бернард де Тремелэ, 
рыцарь родом из Франш-Конте, о предшествующей деятельности которого в ордене 
Храма нам практически ничего не известно, ранее служил в гарнизоне Газы. Для 
воинов этой крепости мусульманские караваны, шедшие из Сирии в Египет, были 
легкой добычей, и возможно, что тамплиеры уже приобрели некоторый вкус к 
грабежу152.
        Однако я выдвину другую гипотезу: стремление тамплиеров, опираясь на 
Газу и Аскалон, образовать полунезависимую пограничную марку, вроде тех, что 
уже существовали в северной Сирии (Баграс, Тортоза, Маркаб)153. Балдуин III 
положил конец этим амбициям, отдав Аскалон своему брату Амори. В отличие от 
князей Ан-тиохии и Триполи Иерусалимская династия еще располагала средствами, 
чтобы сопротивляться давлению орденов.
        Наконец, нужно вернуться к конфликту между Балдуином III и его матерью 
и к разногласиям, которые он, без сомнения, вызвал внутри ордена. Когда в конце 
1158 г. Эврар де Барр сложил с себя полномочия магистра, его преемником должен 
был стать сенешаль Андре де Монбар. Но он был слишком тесно связан с Мелизиндой,
 и из благоразумия тамплиеры отдали предпочтение Бернару де Тремелэ, «новому 
человеку»154, которого королю не в чем было упрекнуть. Быть может, под 
Аскалоном, желая приобрести авторитет внутри ордена, он попытался добиться 
всего одним махом?
        Так или иначе, 22 августа город сдался. Жителям было предоставлено три 
дня, чтобы покинуть его с оружием и имуществом. Королевский эскорт сопровождал 
их до самой границы с Египтом. Хорошие манеры восторжествовали. Они же взяли 
верх и в ордене Храма, в результате чего Андре де Монбар, Филипп Наблуский и 
другие достаточно быстро вернули себе расположение короля (что удалось не всем 
приверженцам королевы). В 1153 г. Андре де Монбар сменил Тремелэ на посту 
магистра ордена.
     
Глава 3
Непрерывная война (1153-1180 гг.)
       
       Латиняне и мусульмане во второй половине XII столетия
        
        Падение Аскалона обеспечило безопасность южной части королевства и 
открыло франкам путь в Египет. Через год Нур-ад-Дин захватил Дамаск. Отныне по 
всей восточной границе, от Антиохии до Акабы, франкам противостоял один и тот 
же враг. Гильом Тирский не заблуждался насчет важности этого события, которое, 
по его словам, было «роковым для христиан, поскольку человека, не имеющего 
власти, сменил серьезный противник»155. За несколько лет геополитическая 
ситуация на Ближнем Востоке совершенно изменилась.
        В 1146 г. всеобщее внимание было обращено на Алеппо, Эдессу и Антиохию. 
Казалось, история повторяется: словно вновь начался Первый крестовый поход. 
Людовик VII и Конрад III, — подобно Готфриду Бульонскому и Раймунду Тулузскому 
пятьюдесятью годами раньше — погрязли в византийских интригах, а затем застряли 
в горах Малой Азии. Но с 1148 г. приоритетным стало направление на Дамаск. 
Начиная с 1154 г. центр тяжести изменился, и на долгие годы под прицелом 
оказался Египет. Даже в 1306 г. (к этому времени латинских государств уже не 
существовало), когда папа спросил у Жака де Моле, великого магистра тамплиеров, 
и Фулька де Виларе, великого магистра госпитальеров, что, по их мнению, будет 
достойной целью для нового крестового похода, они оба назвали Египет156.
        В 1154 г. Египтом правила династия Фатимидов. Каир был столицей 
шиитского (исмаилитского) халифа, который для суннитских властей Багдадского 
халифата был еретиком. Нур-ад-Дин, объединив Сирию, повернулся к Египту. Он 
преследовал религиознуюцель — искоренить шиитскую ересь, и политическую — 
объединить, воспользовавшись благоприятным моментом, мусульманский мир, что бы 
затем покончить с неверными: христианами латинских государств своими просчетами 
латиняне только ускорили объединение Сирии. Теперь им следовало приложить все 
силы, чтобы избежать сиро-египетской унии.
        В этой ситуации поле для маневра у военных орденов сузилось. Они были 
выразителями идеи крестового похода и непрерывной войны с неверными. И 
придерживались в их отношении агрессивной политики. Они были всегда под рукой, 
когда нужно было совершить набег или принять участие в битве. Но опыт, 
приобретенный в Святой земле, военный профессионализм и знание противника 
научили рыцарей-монахов осторожности. Они понимали: завоевания ничего не стоят, 
если их нельзя удержать. Но королевство Иерусалимское — если говорить только о 
нем — могло выставить всего шестьсот рыцарей. Военные ордены могли добавить к 
ним еще шестьсот. С учетом сержантов и всевозможных вспомогательных бойцов 
получался прекрасный воинский отряд. Но для обороны его было недостаточно. Ибо, 
если решение военных задач ограничивалось только способностью вести эти войска 
к победе, то пределы политических возможностей были очевидны: речь идет о 
низкой численности франкского населения, которое никогда не превышало ста 
пятидесяти тысяч человек. Следовательно, латинским государствам приходилось 
соизмерять свои цели с теми человеческими ресурсами, которыми они располагали 
на постоянной основе, а не только с военными силами, которые можно было собрать 
в разовом порядке, например, в результате прибытия новых крестоносцев.
        Военные ордены прекрасно это понимали. Латиняне Святой земли, поселенцы,
 которых тексты того времени называют «пуленами» (насмешливо — «жеребчиками»), 
— тоже. Но только сошедший с корабля крестоносец из