бразом. Правда, в ней переплетались 
многие иерархические структуры. Например, мы снова встречаемся с трехчастной 
схемой феодального общества: те, кто сражаются (рыцари и сержанты), те, кто 
молятся (капелланы), и те, кто работают (братья-ремесленники). Или со груктурой 
монастырской организации: с одной стороны, братия монастыря (рыцари, сержанты и 
капелланы), с другой — братья-ремесленники, — это очень напоминает 
разграничение между монахами и послушниками у цистерцианцев. Добавим социальное 
расслоение между знатью и простыми людьми, которое хоть и отчасти, но совпадало 
с профессиональным разделением — рыцари и сержанты.
        Братья-капелланы были единственными в ордене священниками. Они 
совершали богослужения и наставляли братьев на путь истинный.
        Что касается сословия воинов, то оно почти с самого начала распадалось 
на две категории, рыцарей и сержантов, или служителей, которые отличались от 
первых лошадьми, одеждой и оружием. Изначально существовало только одно условие 
для вступления в воинство Храма: свободное происхождение. Но в орден Храма 
приходили в основном, чтобы сражаться с неверными силой оружия, а заниматься 
этим было по плечу лишь сословию рыцарей (возникшему и развившемуся 
одновременно с феодальной организацией общества), так как только они обладали 
навыками и средствами конного боя.
        Этим объясняется и различие между рыцарями и сержантами, которое не 
стоит недооценивать: сержанты могли сражаться верхом на коне, и в этом случае 
ими командовал туркопольера (статья 171). Но в боевом строю их никогда не 
ставили в переднюю линию: они были легче вооружены, хуже экипированы, менее 
опытны, и поэтому их шеренга не обладала такой ударной мощью, часто неотразимой,
 как первая.
        Вообще-то это различие, которое в своей основе определялось 
имущественным неравенством, должно было бы размыться в ордене, где при 
вступлении давался обет бедности. На самом же деле, пропасть росла и 
соответствовала отчетливому классовому расслоению, которое перекроило 
средневековое общество. В середине XIII в. человек, просивший принять его в 
орден, должен был указать, кем он будет — рыцарем или сержантом. Чтобы стать 
братом-рыцарем, требовалось соблюсти два условия — уже получить рыцарское 
посвящение и быть сыном рыцаря или хотя бы потомком рыцаря по мужской линии. 
Так появилась новая привилегия. Дополнения ясно говорят об этом:
          
Если вы были сервом какого-нибудь человека, и он настойчиво потребовал бы вас, 
вас выдали бы ему. <...> Если же вы брат-рыцарь, то вам не зададут подобных 
вопросов, но вас могут спросить, являетесь ли вы сыном рыцаря и дамы, 
принадлежали ли их отцы к рыцарскому линьяжу, и в законном ли браке вы рождены 
(статья 673).
        
        Отныне место брата в орденской иерархии зависело от его социального 
положения в миру. Орден не был инструментом продвижения по социальной лестнице. 
Эта эволюция была присуща не только воинству Храма: куда зрелищней она 
смотрится в ордене госпитальеров, не знавшем различия между рыцарем и сержантом.
 Такое разграничение было введено статутами 1206 г., утвердившими превращение 
ордена милосердия в братство милосердное и военное. Тем не менее госпитальеры 
отказались от различий в одежде. В ордене тевтонских рыцарей, появившемся в 
конце XII в., с самого начала существовало две категории — братья-рыцари и 
воины братья-миряне88. 
        Капелланы и воины составляли орденское сообщество (societas); они были 
братьями (fratres) Храма, приносившими тройной обет бедности, целомудрия и 
послушания. Все они являлись монахами. Их было много в Святой земле и в Испании,
 т. е. «на фронте». Рядом с ними, на поле боя, мы встречаем рыцарей, 
присоединившихся с ордену Храма по своеобразному контракту, заключенному на 
ограниченное время (milites ad terminum). Эти рыцари присоединялись к ордену, 
чтобы сражаться; если предположить, что они заключали свои контракты на Западе, 
то задерживались там ненадолго и быстро устремлялись в места где шли бои. Они 
разделяли образ жизни братьев и подчинялись тем же самым религиозным и 
дисциплинарным требованиям. По окончании действия договора рыцарь оставлял 
ордену половину стоимости своей лошади.
        В тылу, в западноевропейских командорствах, рыцарей и сержантов, 
капелланов и milites ad terminum было гораздо меньше. В каждом командорстве 
должно было находиться хотя бы четверо братьев. В крупных орденских резиденциях 
их встречалось больше, однако в остальных не набиралось и такого количества. 
Полагалось иметь по капеллану на командорство, однако в Арагоне в XII в. 
случалось, что один капеллан отвечал за несколько домов ордена89. Наконец, на 
Западе подавляющее большинство составляли те, кто, не отказываясь от своего 
положения в миру и не принеся обетов, были связаны с орденом тем или иным 
образом.
        Некоторые ради спасения вверяли воинству Храма свое тело и душу; в 
большинстве случаев к этому дару они присовокупляли какое-то материальное 
подношение. Иногда они оставляли за собой аво принести обет в выбранный ими 
момент, подобно некоему Гилаберту, который в качестве условия своего вступления 
в орден потребовал дождаться дня, когда «к нему придет желание жить по 
примерувашей жизни». Стал ли он братом ордена? Нельзя быть в этом уверенным, 
если сравнить этот случай с историей Жака Шазо, объявившего: «И, когда я этого 
пожелаю, я смогу вступить в дом Храма в Пун и получать хлеб и воду наравне с 
другими донатами вышеназванного дома»90. Тех людей, которые отдавали себя 
ордену и по этой причине именовались «донатами», не следует путать с confratres,
 «собратьями» Храма; но, кроме Испании, этот словарь часто был слишком 
размытым91. В 1137 г. Арно де Гор преподнес себя в дар дому Храма в Дузане, 
вверившись братьям вои