|
родны они не были.
Например, ваше последнее пожелание в мой адрес суть мирское и не уместно в
стенах монашеского убежища.
Де Труа в свою очередь поклонился.
— Спасибо за вразумление, не откажите мне заодно и еще в одном совете.
— Извольте.
— Как я вам уже сообщил, оруженосец мой, прибывший со мною из Лангедока,
скончался от злосчастной лихорадки, хотелось бы мне знать, сколь пристойно мне
взять нового из числа сыновей здешнего горожанина. Добропорядочного и орден,
разумеется, почитающего всецело.
— Донаты и облаты являются телесным мирским продолжением ордена и привлекать к
душеполезной службе сыновей их ничуть не зазорно. Надобно лишь помнить, что сын
простого горожанина, никогда не сможет встать вровень с оруженосцами и пажами,
происходящими из незаконнорожденных отпрысков родовитых рыцарей. Это может
ожесточить сердце юноши, особливо, если он честолюбив и излишнее имеет о себе
мнение.
Шевалье де Труа поблагодарил за разъяснение и отбыл на свою квартиру.
Дней через пять его известили, чтобы он подготовился, ибо срок его вступления
подошел, капитул рассмотрит его кандидатуру вместе с кандидатурами еще
нескольких достойных претендентов.
Шевалье волновался. Он знал, что по уставу ордена, составленному самим
Бернардом Клервосским, по 49 его пункту, полноправным тамплиером не может стать
человек нездоровый и увечный. Трудно было однозначно ответить, подпадает ли он
со своей мозаичной кожей под действие сорок девятого пункта. Во всяком случае
ревнители буквы закона схлестнутся со смотрящими на вещи широко. Более всего де
Труа рассчитывал на четыре тысячи флоринов, не исключено, что именно им будет
принадлежать решающая роль. Он уже давно сообразил, да и трудно этого было не
сделать, что деньги в жизни ордена занимают особое, если не сказать,
центральное место. Поэтому если даже что-то в нем, в шевалье де Труа, и вызвало
подозрение у мужей, ведающих вступлением новых членов, щедро отсыпанные флорины
должны своим золотым блеском свести на нет их цензорскую зоркость.
Сделав эти успокоительные умозаключения, он не перестал волноваться. Ведь могло
быть и так, что эти пять дней понадобились капитулу и его канцелярии для того,
чтобы расследовать, кем же все-таки является этот богатей с необычной
физиономией. И может быть, войдя к ним, он будет схвачен и отволочен в пыточное
отделение, где из него постараются вытянуть, кто он на самом деле таков и
откуда у него эти деньги. "Вздор! " — говорил он себе в следующую минуту, не
могли же они в пять дней сплавать во Францию и обратно! Нет, не вздор! Ибо
зачем же им плыть во Францию, когда достаточно послать гонца в Депрем и узнать,
как себя вел там во время годичного послушания рыцарь де Труа. И там им сообщат,
что рыцарь этот благополучно зарезан у себя дома вместе с оруженосцем.
Как он об этом не подумал раньше! ?
Нет ничего проще, чем послать человека в Депрем!
Заседание капитула — ловушка!
Но зачем им ждать заседания капитула, они могут прислать сюда, в дом бондаря,
своих людей и сделать с ним все, что угодно. Убить на месте или увести для
кровопролитных расспросов.
Так, перебегая от одной мысли к другой, от ужасающих предчувствий к беспечному
настроению, провел он несколько дней, что оставались до знаменательного дня.
Вероятно, если бы ему не мерцал алмазным блеском Соломонов клад впереди, он
отказался бы от рискованного предприятия, связанного со вступлением в орден.
В назначенный день, отбросив все сомнения, сделавшись холоден и спокоен, как
горное озеро, он отправился по указанному адресу. Только-только иерусалимские
колокола отзвонили окончание утренней службы, шевалье вместе с сияющим от
счастья Гизо выехали из ворот дома.
Волнения де Труа оказались совершенно напрасными: никаких разоблачений и даже
намека на них не последовало. Удивило другое — будничный, скучноватый характер
посвящения. Два полноправных тамплиера отвели шевалье в комнату с белыми
стенами и большим красным восьмиконечным крестом. Комната находилась рядом с
залой, где заседал капитул, и служила как раз для таких ритуальных
собеседований. Там братья рассказали, жаждущему служения рыцарю, в каких
условиях будет осуществляться его военно-духовный подвиг.
Братьям-тамплиерам воспрещаются всяческие праздные разговоры.
Без разрешения главы они н
|
|